|
Однажды, проснувшись утром, Ефим понял, что сегодня ему не встать. – Все, ребята, - прошептал он своим друзьям. - В лазарет нельзя, я не видел, чтобы кто-нибудь оттуда вернулся-сказал Аверин. Друзья спрятали Ефима в бараке.
Два верных друга, два Николая: Аверин и Коротков стали думать, как его спасти. От голода и тяжелой работы Ефим весь опух и ослаб.
Николай Аверин служил в разведке, он был человеком наблюдательным. В этом лазарете действительно никто не выздоравливал, больных не кормили. Санитары сами съедали пайки ослабевших людей. Аверин пошел искать доктора. Доктор Романовский, как и тот, который спас когда-то Ефима от дизентерии, тоже был из Польши. Пан Романовский попал в немецкий плен во Франции. Ефим, которому было интересно учиться чужим языкам, уже неплохо говорил по-польски и любил, при возможности, поговорить с ним. Доктор дал Аверину пачку галет, велел размачивать и кормить Ефима понемногу. Молодой организм справился, на следующий день Ефим снова работал.
Осенью 1942 года всех, кто умел обращаться с техникой, отправили в Кельн, в офицерский лагерь. Работали слесарями на каком-то заводе или на верфи. Приезжали вербовщики, сулили много, вербовали воевать на стороне немцев. Дедушка Игнат когда-то рассказывал Ефиму про первую войну с немцами. Он говорил, что немцы никогда не смогли бы их победить, несмотря ни на что. Ефим точно знал, что идти к ним в армию – это позор для казака. Лучше умереть от голода. А еще лучше, выжить. Выжить и увидеть Победу своими глазами. Долететь до родимой сторонки. Здесь, далеко от своей Родины, он простил ей все обиды, все горести, которые были в его жизни. Простил, как прощает сын непутевую мать, чтобы только быть рядом.
Из Кельна часть пленных отправили в Буэр-Норд (Buer-Nord) восстанавливать автомобили и другую технику. Кормили только баландой из овощных очистков. От лютого голода Ефим со своим новым другом Юнниковым Семеном забрались в продовольственный склад, где немцы хранили свои запасы, по трубе. Утащили все, что смогли донести. Не только сами поели, всех накормили. В тот же день «кормильцев» выдал кто-то из пленных. Их успели предупредить, и они бежали из лагеря. Поймали друзей в городе Мюльхайм (Muelheim), сильно избили и оправили в штрафной лагерь в город Бодроп (Bottrop). Из штрафного лагеря, после отсидки, отправили ближе к границе с Голландией, работать на сельскохозяйственных фермах. Шел тяжелый сорок третий год, третий год плена.
Сколько раз он был на краю жизни – не пересчитать. Пленных травили собаками в концлагере. За побеги расстреливали каждого десятого или каждого четвертого в строю. Они умирали от голода, холода, непосильного труда и жестоких побоев. Ефим надеялся, верил, знал, что будет жить, что его спасёт материнская молитва. Всю жизнь, сколько он себя помнил, мать молилась у икон, каждый день, два раза в сутки. Утром, вставая на рассвете и вечером, когда все уже спали. Мать молилась перед древними, темными от времени, иконами, перед старинным медным распятием, за каждого своего живого и умершего ребенка, называя дорогие ей имена. Молилась за мужа, за сестер и братьев, за родителей, за всех живых и ушедших родных. В самые безнадежные и горькие минуты плена Ефим сам читал про себя материнские молитвы, пел её любимые староверские стихи про то, как горько умереть на чужбине, пел любимые батюнины казачьи протяжные песни. Пел, и плакала его душа, так хотелось жить и быть свободным.
Когда американская армия пошла в наступление, всех военнопленных отправили в город Дюссельдорф. По дороге Ефим с двумя друзьями снова бежали. За время работы в крестьянском хозяйстве они собрали себе «цивильную» одежду. Шла весна сорок пятого. Местные жители стали немного лояльнее к пленным. В одной деревеньке беглецов пустил заночевать крестьянин, обещал взять к себе на работу и даже оформить продовольственные карточки. Но пришел полицай с собакой и запер их в сарае. Ночью пленники сбежали. Их снова поймали и отправили в концлагерь под конвоем мальчишек из гитлерюгенда. От них удалось бежать и дойти до города Гюкесваген (Huckeswagen). Они постучали в домик на окраине, попросили воды. Ефим уже свободно говорил по-немецки. Старенький хозяин вынес кувшин с водой. От него узнали, что в деревне неподалеку требуются работники на посевную. Молодая, красивая вдова-немка без лишних вопросов взяла их на работу, несмотря на то, что вид у них был не очень. Они были не просто голодны: измождены. Скоро сеять, а ее работников-немцев, от мала до велика, забрали на фронт. От нее Ефим узнал, что советские войска уже идут по Германии, а союзники совсем близко.
Спали работники в сарае, на сене. В своих снах Ефим видел, что он снова спит в лагере, на нарах. Просыпался весь в холодном поту, выходил во двор и по звездам прокладывал свой путь к дому, куда пойдет, как только немного окрепнет. Сердце замирало в груди, когда он представлял, как в конце этого пути подходит к двери своего дома, стучит, как ему открывает мать, обнимает, как он заходит в дом, садится за стол, вместе со всей своей большой семьей….
С раннего утра до позднего вечера батраки работали: ухаживали за скотом, пахали землю. Управляла хозяйством вдовы высокая, с мужской фигурой, пани Ядвига. Она била работников плетью за малейшую провинность. Ефим частенько ловил на себе её косые взгляды. Однажды утром, когда они отработали неделю или полторы, немного окрепли на свежем воздухе и батрацком пайке, он нес в дом большой бидон с молоком. Подошла Ядвига, выругалась по-польски и замахнулась, чтобы ударить его в лицо. Он перехватил ее руку, сжал, потянул вниз, поставил на землю бидон. Наклонившись к ее лицу, тихо сказал, глядя в глаза: «Ударишь – убью». Больше она не решалась его задевать. Да и с другими стала осторожнее.
По земле снова шла весна, отогревая души и сердца бывших невольников. Красавица-хозяйка стала посматривать на Ефима блестящими серыми глазами…
Совсем скоро, в апреле, эту местность заняли американские войска. После тщательной проверки союзники погрузили всех военнопленных в самолет и отправили в расположение советских войск. Американцы предупреждали советских военнопленных о возможных репрессиях на Родине, приглашали к себе, предлагали уехать в какую-нибудь другую страну. Ефим хотел домой. Он четыре года ничего не знал о своей семье. Не знал, что отец его погиб под Сталинградом, младший брат Кирюша убит 2 февраля 1945 года под Кёнигсбергом и похоронен в Восточной Пруссии, на южной окраине Нессельбека. Что умерли две его сестрички, Паша и Ганя. Из большой, работящей дружной казачьей семьи остались мать с бабушкой и три сестры: Аня, Стеша и Нина. Всю войну они не знали, что он жив, но молились о нем как о живом.
На счастье Ефима, его проверяли порядочные люди. Возможно, у немцев сохранились какие-то записи о его передвижениях по Германии. Неисповедимы пути Господни. После тщательной проверки его зачислили в 816 отдельный автомобильный батальон, который был расформирован в 6-ю отдельную рабочую бригаду, где он служил до августа 1946 года.
***
Как только Ефим демобилизовался, сразу поехал на Родину. На поездах добрался до станции Себряково, а дальше пошел пешком по пустынной степной дороге. Шел остаток дня и целую ночь и не встретил ни машины, ни трактора, ни лошадки. К утру добрался до совхоза «Белые Пруды», шел с чемоданом по центральной улице. Поравнявшись с незнакомой, но очень похожей на его сестер девчушкой лет восьми, он спросил: «Девочка, ты чья?». - «Коновалова Нина». Ефим уронил чемодан, схватил ее в охапку. Он целовал удивленное личико своей младшей сестры. Нине был годик, когда он уехал.
Мать и бабушка плакали от радости, обнимали, целовали, гладили его. «Ефи-и-и-им!»-, кричала и плакала его тихая, кроткая мать. Никто из них не мог поверить своим глазам, смотрели на него, как на чудо. Мать заметалась по хатёнке, собирая на стол. Картошка в маленьком чугунке, соленые огурчики, капустка. Ефим опомнился и открыл чемодан. Достал мешочек с пшеничной мукой, который вез для неё из самой Германии. Мать заплакала.
***
Вскоре, несмотря на протесты матери, Ефим поехал в родной Филин, присмотреть себе в жены казачку. Старинные знакомые отца показали ему место, где раньше стоял родимый дом, который снился ему в плену. Дом куда-то свезли, на его месте была заросшая бурьяном яма. От большого сада ничего не осталось. Только одичавшая корявая груша бросала ему под ноги свои темные листочки. Ефим постоял, вспомнил отца, далекое-далекое детство. Подошел к Медведице, долго смотрел на быстро бегущую к Дону воду, в которой отражалось осеннее серое небо. Сколько весен прошло здесь без него, сколько лет, сколько воды утекло…
Знакомые посоветовали ему познакомиться с Носаевой Катей.
-Присмотрись, Ефим, - говорила тетя Феня,- у Кати до войны была хорошая, дружная семья. Мать была добрая, ласковая, в войну умерла. Брат погиб, отец с войны вернулся, женился, ушёл жить к жене. Катюша - девушка красивая, заботливая, работящая, скромная, самостоятельная, а ведь ей только восемнадцать. Хорошей женой тебе будет. И сестра у нее хорошая девушка. Ефимией зовут, как тебя…
Ефим подошел к дому, с облетающими кустами сирени в палисаднике, поднялся по чистенькому крыльцу и постучал в дверь.
4.05.2010 Москва |
Свежие комментарии