История стара, как мир. И совсем не оригинальна. Но каждый вечер, ложась спать, Мария задавала себе один и тот же вопрос: «Почему они такие разные?». Ее три сына. И не находила точного ответа.
Росли в одном доме, в одно время почти, только младший чуть припозднился, в одном месте, с одним отцом, и были все от него. Верность хранила мужу с первого дня до самой его смерти нелепой. Это ж надо было такому случиться, чтобы терпел боль, не сказал никому ничего, а когда невтерпеж стало, «Скорая» не успела просто, дороги до деревни все размыло паводком. Не спасли. Пустяшная нужна была операция, даже Мария, не медик, знала, аппендицит в наше время никакой не приговор. Что ж он молчал, родимый.
Осталась одна. И три взрослых сына. В деревне для них уже ни работы, ни развлечений. Старый клуб давно в развалинах, от фермы один остов остался, бурьяном порос. Муж еще как-то шоферил, она в соседнем маленьком городишке на почте помогала пару раз в неделю, так и жили, пока все не случилось....
Все молодые в город подались. И правильно, им жить надо, жениться, детей растить. Старики одни на деревне остались, или почти старики. А летом – дачники. Мария еще в силе, пенсию платят, не хочет в город. Зачем? Вот когда печь не сможет сама истопить, вот тогда подумает. А пока им с Полканом и Муркой и тут неплохо. Без мужа скотину извела, не по силам, но магазин пока работает, проживет. Младший сын к себе звал, зимовать. Но не поехала. Холостой пока, ему жену надо найти, а тут мать в крошечной квартире.
Дочку всегда хотела, но Бог трех сыновей послал.
Старшего – Витьку. Среднего за Витьком, через год – Михаила, и младшего, когда уж и не ждал никто – Павла.
Всех в честь дедов и прадедов назвали.
Муж, Сергей, мужик золотой был.
Все в руках «горело», все «ладилось». Бабы завидовали, не пьет, не гуляет, не поколачивает, только дом, жена, дети у него на уме. Мария сама нарадоваться не могла. Только теперь жалела, что слишком заботливый был. Тогда у них кража на почте случилась, переживал, как бы жену виноватой не сделали, про себя и забыл, не сказал про боль, чтобы лишний раз не волновалась. Так и ушла сразу после всего с работы той..., хватит, всю жизнь работала, пусть теперь молодежь.
Сергей и отец хороший был. Строгий. С малолетства детей всех к труду приучал.
А Витьке ручной труд никак не давался. Все от него отлынивал. Найдет, бывало, книжку или газету, забьется в угол и читает. Сам буквы все года в три выучил. Не иначе, как чудо.
Хозяин волновался, как так, мужик растет в доме, а забор поправить или косу заточить не сумеет. И за себя перед пацанами соседскими не стоит. В драку тоже не лезет. Прибежит, надуется, ничего не расскажет, синяки только потрет руками и на печку с книжками. А потом и писать что-то стал, пишет, пишет в тетрадку. В детстве, как взрослые картошку сажать, Витек бабочку ловит или букашку какую-то рассматривает. Даже как-то мысль нехорошая закралась, что блаженный сынок, еще чуть-чуть, так по деревне молва пойдет. Это в деревне быстро.
-Оставь его, – успокаивала мужа Мария. Зато умный. Выучится, может, инженером будет, или учителем. Вот спроси его о природе. Мы жизнь прожили, не знаем, что коли червяка лопатой поруби, он жить дальше будет, целых два, а он знает! Плохо учили нас! Или про историю что разузнай. Ты помнишь, дальше назад, чем твой дед про наши края сказывал?
-Нет, и то, что сказывал уже подзабыл.
-А он знает. Мишка, а ну иди, шельмец, отцу помоги! – слышишь, что я тебе говорю!- звала она среднего сына, Витьку выручать.
Мишка приходил. И слушал батю, даже помогал, если попросить. Но сам, чтобы догадаться, сам помощь предложить – никогда. Один хоть с книжками, а этот...будто ворон считает.
-Ничего, ничего, главное, чтобы умел, а там, как жизнь заставит, все сам сделает – думала Мария.
Ее другое в среднем сыне беспокоило. Уж очень приврать горазд. Да и вообще по-бабьи как-то разговорчив. Старший все молчком, молчком, тихоней. А этого не остановишь. И мелит, и мелит, мелит чушь всякую. В кого такой? Она не из болтливых, бабы знают. Муж тоже не щедр на слова, а Мишка за словом в карман не лезет. Может, это и хорошо в наше время, полезно, да только бы не врал. И слово держал, если уж дал. С этим не получалось.
Хитрым рос. Бывало, пошлет его мать яйца в гнезде собрать, он шесть принесет. А она помнит, что девять там было. Куда три подевались? Ясно куда. У продавщицы в магазине кур своих не было, вот туда и таскал, за конфеты. Воровал, выходит? Выходит, что так. Сказать мужу? Лупить не станет, но огорчится сильно.
Решила с сыном сама потолковать. Что ответил? Да, что один раз всего было, что знал, мамка ругаться станет. Складно так изложил, аж на слезу мать прошибло. Но не один, не один раз это было. Камень на душе у нее так и остался.
Младший родился, когда Марии почти 40 сравнялось. Уж и не думали, не гадали. Не было, не было, не было желанной дочки, значит никого уже не будет. А тут он – Пашка. Ехала как-то в электричке, из города. Подсела старушка рядом. Посмотрела, посмотрела, за руку взяла. Сказала тогда:
"Родишь себе ангела ты, такого, всем матерям на зависть, на старость отраду в любой беде утешение, не отказывайся"
Словам ее тогда женщина и значения не придала. Куда рожать, ей уж бабушкой быть пора..., но когда все случилось, старушку ту вспомнила.
Баловали с отцом Павлушку сильно. Младших всегда балуют. Сама Мария старшей дочкой в семье росла, а подружка ее, одногодка, Анюта, младшенькой. Ой, какая разница была!!! Анютка гулять зовет, а у Марии три младших брата под присмотром, да мать велела за печкой следить. Как завидовала тогда она подружке, как завидовала! Даже матери как-то в сердцах бросила:
-Ты зачем меня вообще первой родила?
Потом уж пожалела о сказанном, взрослой.
Пусть хоть ее младшенький жизни порадуется. Да и помнила она эту историю, старалась любовь между всеми поровну делить...
Что сейчас? Сейчас старшему уже тридцать пять, у самого два сыночка. Среднему, Мишке, скоро тридцать четыре. С женой не сошлись характерами, и года вместе не прожили. Хорошо хоть детей не нажили. Не гоже детям без отца быть. Дай Бог еще успеет. Только ветер у него в голове порой, как в 18 лет, да язык без костей. И спеси больно много. Ну в кого, в кого он такой? Надо было тогда, видимо, мужу больше рассказывать…да за каждую ложь ремня всыпать. Отец, бывало, братьям всыпал, ох как всыпал. Все нормальными людьми стали. Крапивой надо было Мишку хотя бы выпороть хорошенько! Жалела, не те, мол, времена, чтобы детей рукоприкладством воспитывать. И мужа любила, и сыновей....
Младший техникум окончил, работать на завод устроился, там его любят, ценят, на заочный поступил в институт, учится. Только на заводе мужики одни, баб мало. Ему б жену найти хорошую, добрую. А он себе собаку завел. В деревне щенки у соседки народились, топить хотела, он и пожалел одного, в город забрал.
Старшенький выучился аж в двух институтах сразу. Зоологом не стал, стал историком, книжку написал, по которой детки учиться могут, еще какие-то там статьи для науки. Она пыталась читать, но не все поняла. Много добра и богатства не нажил. Квартирку небольшую от института, где работал, дали, машинку простенькую купил, вроде, как даже неновую. Слегка не от мира сего так и остался. По дому, жена сказывала, ничего делать не научился. А что начнет, так только испортит. Но она не жаловалась. Зато умный. Зато добрый! Зато интеллигентный, спокойный, домашний. А что до работы другой, так всегда мастеров найдет, всегда хороших, всегда оплатит работу им по счетам. Не бывает так, чтобы было дано человеку все и сразу. Кому одно, кому другое, кому вовсе ничего.
Точно не бывает, согласна была и Мария.
Пусть редко приезжал первенец, но всегда с гостинцами. И всегда спросит, не надо ли мать чего, есть ли дрова, не течет ли крыша, не дымит ли печка. Или денег оставит, или рабочих наймет. А самому чего ж браться, того и гляди, точно, только хуже сделает. Не в отца. Но хороший. Соседи, правда, сетовали, что не общительный, спросят у него про жизнь городскую, а он «да» или «нет», или совсем будто не слышал. А про историю, зачем его пытать, это ж бабам неинтересно, им про жизнь надо. Такой вот ее старшенький. Хороший.
Мишка сначала в бизнес подался, а потом в чиновники выбился. В мелкие, правда. Десятый помощник двадцатого помощника, не иначе, но при надежной «кормушке». Важный такой стал, будто сам почти президент. Как начнет речи толкать, запутает кого угодно, ничего не поймешь, что сказал, и что ты сам спросил уже позабудешь. Машину хорошую себе справил, новую, красную, на всю округу одна такая.
Мать навещал редко. Все чаще летом. Когда в огороде что-то есть. Зимой и не увидишь его. Почти всегда с пустыми руками. Ну ничего, ничего, у него вот за машину кредит, «ипотека» еще какая-то, у нее все есть, ничего ей и не надо, сам приехал, себя показал, и хорошо, жив, здоров, бодр. Пусть лучше зелени свежей возьмет, картошечки. Это никогда не отказывался.
Как-то клубника пошла. Мария в ближайший поселок по делам отлучилась. Всю неделю клубнику не рвала, внуков ждала, вдруг в субботу приедут с отцом, будет им лакомство. Соберет нынче, в четверг, ту, что уже переспела, сахарочком засыплет в баночку, другая пусть на грядке растет, сами мальчишки порвут, им интересно будет.
Пришла собирать к вечеру, что такое? Где краснелось с утра – зелено. И трава вся утоптана. Никак ребятишки какие, или местные, или дачники обобрали. Эх, паршивцы. Ну что ты будешь делать, пусть им на здоровье. Это ж как! Даже зелёную всю забрали, недоспевшую, она ж не дойдет, она невкусная.
Только хотела соседке, что за забором клевер кроликам щипала, крикнуть, мол, как у тебя клубнику, не потаскала ребятня, как та первая заговорила.
-Твой - то тебя не дождался? Видела я его. По саду ходил, ходил, потом сел в свой "помидор" и укатил. Разминулись, что ли?
Кого… Марии и спрашивать не надо было. Михаила, кого ж еще. Мишка, значит, был. Как-то на сердце тяжело, нехорошо стало. Ягод не жалко, вырастут, пусть ест. А вот мать мог бы и подождать. Даже знает, где ключ лежит, под какой ступенькой. Давно ж не был с самой осени, как картошку копали.
Тогда тоже, помнится…приехал, а через час после него младший с автобуса идет. Сумки тащит больше себя. Всю зарплату, наверное, в магазине оставил. Сколько раз ему говорила, есть в доме все. А он – и селедочки, и колбаски, и конфет. Мол, мам нет у вас таких.... Ну и нет, и ладно, будет теперь за него волноваться, вдруг там голодать станет.
Впереди псина его бежит – Алька.
Спрашивает мать у среднего, ты чего брата не подвез, один же был, не созвонились?
-Так на другом конце города он! – возразил Мишка.
-Ну у станции мог сговориться, подобрал бы, вон сумки какие у него.
-С собакой этой шелудивой в новую машину?
Ничего мать не сказала. Поздно уже было что-то говорить, надо раньше.
Младший только дух перевел, переоделся и за лопату. Пока погода. Все копают, слышно, как и у соседей по пустому дну ведра картофелины звяк, звяк, стучат. Потом нет уже звука, и снова бряк, бряк, ага, это второе ведро пошло, за ним и третье. Вот и у них так. Он копает, мать выбирает. А Мишка где? Относил бы, высыпал на просушку. Не видно нигде.
Вечером местные возле домов собрались. И Мария, и соседи. Потолковать у кого какой клубня калибр, у кого какой урожай, какой сорт лучше в это лето рос. Вот и Михаил тут. Бабы его уже окружили. Что-то там он им рассказывает.
Ой, устал я! – услышала мать. – Целый день картошку копал, вот приехал матери помочь, мать же, надо, надо...
Марии аж к бабам подходить расхотелось. Поверили, не поверили, глаза же у них не на затылке. И знают уже Мишку, как облупленного. Неудобно как-то, будто не так растила, не как всех. Все ж в одном доме росли, все трое!
Бабы его как видят, так спрашивают
-Миш, а Миш, ты поди уже депутат? Когда голосовать то за тебя идти и куда? В президенты двинешь, али как? Ой тогда, заживем, ой заживем! Не дуры бабы, хоть и простые.
Наутро Михаил картофель в багажник загрузил, не смутился, что пыльный, только его и видели. А младший опять на автобус, только псинка теперь сзади плелась, устала всякую живность по деревне гонять, непривычно после города.
Вечером мать спать легла, в голове все крутятся, крутятся разные эпизоды их жизни, своей, общей, нынешней.
Вспомнилось, как еще при муже Мишка на пару дней в отпуск приехал. Путевку на море взял, но к родителям заглянул.
Отец тогда пожаловался, что ворота скрипят, поправить бы, но вдвоем надо.
-А тебе мешает что? Скрипят пусть себе скрипят! – усмехнулся сын. У вас тут все уже скрипит, и вы сами. Скоро развалится.
-А что ж детям твоим останется ?– спросила Мария. Мы хотим дом крепкий, чтоб вам достался. Его еще прадед твой строил!
-А на кой мне ваш дом? Убиваться тут! На старика, чтобы в 50 стать похожим? Или, как ты, на старуху? Ну уж нет. Детей я на море повезу, а не в эту помойку
-Ты ж родился тут, сынок, - тихо сказал отец.
-И что с того, бать? Могли бы родить и в месте получше!
Не стал больше никто спорить.
В тот же раз еще за хлебом мать попросила сходить, свежего взять…
Пошел, не отказался, только уже у порога обернулся:
-Мать, ты это, мелочи дай. Нет у меня, только крупные….
Мать засуетилась, стала искать по карманам купюры помельче.
Но отец так на сына зыркнул, что тот ждать не стал, дверью хлопнул, пошел…
Один раз, правда, подарок Мишка ей привез. Духи. В красивой коробке, заграничные. Читала, читала Мария все надписи. Сын же подарил! Одну только не растолковала: «Не для продажи». А как же купил их сынок тогда? Флакон уж больно красивый, даже сохранила.
А уж Пашкиных подарков - целый комод. Чего только нет. И от старшего сына есть подарочки - шаль теплая, обогреватель, чтобы печку каждый раз не топить.... Хорошие у нее дети, все трое…хорошие…
Но потом опять вспоминалось.
Как раз отца похоронили…40 дней справили.
Все сыновья приехали. Все хорошо прошло, как у людей. Только Мишка всю дорогу на охоту собирался. Друзья какие-то позвали из местных управленцев. В заповедник, сезон там открыли. Нехорошо это как-то, сорок дней только-только сравнялось, хоть бы недельку еще потосковал. Но он молодой, ему дальше жить надо.
И ей тоже.
Мусора как-то скопилось. Нет баков в деревне. Ямы в садах, да вывозят сами.
Старший даже в управу писал, хлопотал, но пока все по старинке.
Раньше муж всегда вывозил. На рабочей своей машине. Как положено, куда положено, по всем правилам. А теперь одна. Все собиралась мужиков местных попросить, да то одно, то другое. Три узла накопилось. Всякого. Что сожгла, что прикопала, а все равно.
-В заповедник поедешь? Мимо свалки?
-Да, а тебе что?
-Может, мусор, возьмешь, а, сынок?
-Так пахнет он, ну тебя!
-Нет, там сухое все. Белье еще с постели отца…. Я все упаковала, все как надо. Теперь уж можно выбросить...
-Ладно, клади, – отрезал сын и поехал.
Хороший, нормальный, не отказал. Тогда у него еще машина попроще была.
Только утром на третий день за грибами пошла. За ягодами не ходила, не могла никак, каждый день из этих сорока все молилась и плакала. Но отпустить надо. И жить. Сыновьям грибочков в печке посушить. Колосовики такие красивые. Муж их очень любил, с лучком, со сметанкой, с мучкой.
Далеко не отправилась. Ноги ватные. В пролесок тот, что через поле, совсем рядом с деревней. Девчонками там ягоды собирали, грибов много было, венки из ромашек плели. Сейчас грибов много не найдешь, но все равно урождаются. И березы стали большие, большие, не как тогда, в детстве. Пришла, вдоль опушки по тропинке зайти собралась. Вот тут справа кустики, под ними всегда грибок. Чуть голову повернула, и руки опустились. Под кустом мусор разбросан. То ли собаки, то ли сороки мешки разорвали. Тогдашний Полкан подбежал, лапами копает, скулит, лает. Да, да, вот она и наволочка в мелкий цветочек, и простыня в полосочку, вот старые ботинки мужнины, что еще по осени хотели выбросить, да он сказал: «погоди, может зачиню», вот все ее, такое знакомое, такое свое…в этом лесу. У всех на виду. Что соседи-то скажут? Что теперь про нее думать станут? Все ж в этот лесок ходят, да с детишками. Разве так можно?
Не довез, значит. Собрала, что могла в корзинку, остальное прикопала под ветками. Вместо грибов обратно в дом и понесла. И не спала снова в тот день до утра.
Почему они такие разные? Как это понимать? Все трое и такие разные? Кто тут причастен? Бог? Звезды? Люди? Жизнь? Или только она одна во всем виновата? Любила всех одинаково, кормила всех одной титькой да из одной печки, учила всех одинаково, даже по одним и тем же книжкам учила. Почему так? У всех ли? Или у нее одной только? Нет ответа. И тяжко от этого.
И всю ночь ворота опять скрипели...как-то особенно слышно было. Надо сыну сказать, старшему... или младшему...., обоим, пусть вместе приедут, сделают, чтобы отец там за них порадовался и спокоен был.
Свежие комментарии