На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Свежие комментарии

  • Лев Сивохин
    Вопрос с мигрантами надо решать жестко, иначе нас ждет что-то более страшное что было в войне  на Северном Кавказе.Они не должны был...
  • Наталья Бушуева
    Смертная казнь! И нам не надо этих сволочей содержать пожизненно!Новые неожиданные...
  • Лев Сивохин
    Таких сволочей как эти нельзя щадить. Надо просто взять за основу проверку соблюдения чиновниками миграционного закон...Новые неожиданные...

Было у Михайловны четыре зятя

Это правда, было у Марьи Михайловны четыре зятя, два умных и два дурака. Это она сама им прямо в глаза такие характеристики давала, а они на неё ни капельки не обижались, и в любом доме тёщенька была первой гостьей.

Изображение взято из открытых источников

Зять с одним изъяном

Самым умным был рыбинский зять Александр Алексеевич, высокий, красивый, дочку Марьи Михайловны Саньку в город увёз, из колхозного беспросвета выдернул, уже хорошо. И жили они дружно, одного за другим троих ребятишек нажили. Зять на каком-то секретном заводе работал, почтовый ящик назывался. Руки имел золотые, мебель сам мастерил, комоды, горки, в деревню же и продавал, с руками отрывали, копейка в семью текла. А тут война…

Александру Алексеевичу дали бронь и вместе с его почтовым ящиком отправили в эвакуацию, в Уфу. А Санька с ребятишками приехала в деревню, опять в колхозе стала работать, а ребятишки росли на подножном корме, да, благо, ещё довоенные запасы зерна у деда с бабой были. Только дед как-то, погладив по макушке младшего, сказал:
Поезжай-ка ты, Санька, к мужу, молодой он, видный, всякое может быть…
Санька ребятишек на родителей оставила и поехала. А там уж, оказывается, без неё это самое «всякое» случилось, завёл Александр Алексеевич себе зазнобу, ведёт семейную жизнь и в ус не дует. Только ведь и Санька у Марьи Михайловны тоже не лыком шита, своего не упустит. Повыдергала зазнобе мужа жжёные перекисью кудряшки и отвоевала мужика.

Стали опять жить вместе, вместе и из эвакуации вернулись. Поселились сначала в бараке, в комнатке на две семьи, перегородили занавеской да и жили. Ещё и сыночка-поскрёбышка успели нажить, это уж через пять лет после войны. Потом трёхкомнатную квартиру получили в новом доме. Мальчишечке-то только бы в армию идти, как заболела Санька. Марья Михайловна съездила, проведала, а когда вернулась, спросил дед, есть ли у Саньки надежда на выздоровление, она в ответ только рукой махнула. Не стала мужу рассказывать, что Александр-то Алексеевич уже другую себе завёл, ждёт, когда Санька место освободит. Так и вышло. Не успели Саньку закопать, как в квартире уже новая хозяйка. Сына они в армию проводили и зажили.

А летом вдруг к Марье Михайловне подкатили гости, привёз Александр Алексеевич свою новую жену с Санькиной роднёй знакомиться. Ком стоял в горле у Марьи Михайловны, а виду не подала, приняла честь по чести, даже на общую фотографию решилась встать. Говорила потом бабам: «Александр-то Алексеевич хороший у нас, только с одним изъяном – больно слаб на это место…»

Две старухи в дому

Второй зять, Паша, был из категории дураков. Двадцатилетним пацаном на фронт ушёл, пленом был калечен, в деревню их на посиделки ходил, пока в фильтрационном лагере находился. Тут и присмотрел себе вторую дочку Марьи Михайловны – Тоню. Стал замуж звать, она и согласилась, жениха довоенного у неё убили, парней с фронта почти не вернулось, не из кого было выбирать. Марье Михайловне зять понравился, только одна беда пугала её – жил он по край свету белого, печалилась мужу:
 «Увезёт её да убьёт, и следов не найдём…» Но Тоня, несмотря на все пугалки матери, решилась ехать.

Жить стали молодые со свекровью, которая чужеземную молодуху не очень-то жаловала. А почему? Да потому, что была её сердцу ближе Пашина довоенная зазноба, которой он долго голову кружил, и которая из-за него так в старых девах и засиделась. Начала мать настраивать сына против Тони, мол, неделуха она у тебя, да и детей нездоровых рожает, один за другим двое померли. Вот Паша наслушался материнских наветов да и запил, закуролесил, а в хмелю был горяч. Не раз приходилось Тоне босиком бежать по снегу, чтобы спастись от разъярённого мужа, у его сестры, жившей через три дома спасалась. Соседи советовали:
- Тоня, брось ты его, поезжай домой…
Она связывала в узел свои немудреные вещички, но, протрезвев, Паша ползал перед ней на коленях и умолял остаться. Да она и сама понимала, что нельзя ей домой ехать, две сестры ещё не замужем, полетит молва о разведёнке, сёстрам репутацию подпортит, никто их и замуж не возьмёт.

Читала Михайловна дочкины письма и понимала, что не всё у неё там ладно. Деда уж она к тому времени похоронила, а потому оставила дом на девок и поехала, чтобы своими глазами дочкино житьё увидеть. Увидела. Всё ей в Тонином житье понравилось, решила на зиму остаться. Её не смутило то, что в маленькой избёнке уже есть одна старуха, Пашина мать. А она и с ней поладила, а когда стала домой собираться, сказала Паше:
Перебирайтесь-ка, Пашенька, к нам, всем вместе любое горе легче горевать…
Но Паша ещё три года не мог выполнить пожелание тёщи, пока свою мать не похоронил. А потом уж и поехал. Домик купили, стали жить, поживать да тёщу уважать. Рано он ушёл из жизни, а Тоня, пережившая его на сорок лет, до конца дней не уставала повторять, что жила за своим Пашей, как за каменной стеной. Вот и пойми этих баб.

Последыша вынянчила

Третий зять, Сергей, был из категории умных. Фронтовик, прошагавший военными дорогами до самого Берлина, из бедной семьи, он пригрелся около Марьи Михайловны, стал её дочку замуж звать. А она, Варюшка, из четырёх девок была самая норовистая. Предыдущего претендента на её руку из дома за ноги вытащила. Да и к Сергею, как мне всегда казалось, особых чувств она не питала. А то, что вышла за него, так причина была в те годы распространённая, поубавила война кавалеров, брали то, что в руки давалось.

Сергей пришёл к тёще в дом жить, тихий, молчаливый, он очень нравился Марье Михайловне. К тому же труженик, каких поискать. Сел на комбайн, денег кучу они с Варюшкой заработали. Тогда деньги-то в конце года давали, принесли они целый головной платок, едва концы стянуть сумели. Марья Михайловна и посоветовала:
-
 Стройтесь, робята, теперь есть на что…
Они и послушались. Сарай сломали, место освободилось, начали рядом с её домом новый строить. Выстроили, и её к себе забрали, а её старенький домишко испилили на дрова.
Марья Михайловна совсем уж старой была, когда заболела Варюшка, ездила по больницам, а болезни у неё никакой не находили, совсем отчаялась, пока какая-то бабка-знахарка не посоветовала ей родить. Она и родила так-то поздно. А ничего, поправилась, и Марья Михайловна ещё успела ей помочь сыночка на ноги поставить. Так в доме у третьего зятя и умерла, окружённая дочками.

Рыжий бес

Михаил, муж последней дочки, Нинухи, давал жару всем, и Нинухе, и тёще доставалось. Она его характер ещё до женитьбы высмотрела, да не смогла дочку уберечь. Как-то был большой деревенский праздник, собрались парни и девушки из разных деревень, а бабы местные пошли на смотрины. Вернулась Марья Михайловна, а дочки и спрашивают:
-
 Ну, чего, мама, понравились тебе зареченские парни?
- Да парни-то все хорошие, один только рыжий бес так и скакал до потолка…

Когда пришли сваты её Нинуху замуж просить, Марья Михайловна так и охнула, бес-то вот он, зять будущий…
Нинуха ушла жить за реку, свекровь её, бабка Соня была очень хорошая. Она как-то и пришла к Марье Михайловне:
-
 Забери, Марья, дочку, убьёт ведь он её…
Марья Михайловна пошла и в этот же день дочку с ребёнком привела домой. Да только Михаил от них не отстал, пришёл следом. Помирились они и опять стали жить.

Так и жили, всякое бывало, но жили, не разбегались больше, много работали, хорошо зарабатывали, дом сначала один купили, потом другой, больше и лучше. Марья Михайловна помогла им ребятишек вынянчить. Постепенно жизнь наладилась, Михаил с годами, как выражалась Марья Михайловна, угорел, стал тише, покладистее, до глубокой старости был грибник и ягодник. Жену свою последние годы Ниночкой звал. А когда жену похоронил, загоревал, долго носил по утрам ей на кладбище горячий чай и два кусочка сахара. Девять лет прожил один, дом в порядке содержал, и судьбы другой не искал, Ниночке своей даже взглядом не изменил.

Теперь все они покоятся на нашем кладбище. И зятья, и дочки, и умные, и не очень. Жизнь всё расставила по своим местам.

 

Изображение взято из открытых источников

Картина дня

наверх