«Бух-бух… Бух-бух-бух!», да «Дзинь-дзинь…Дзинь-ля-ля!». Мертвого поднимет, где уж тут живому заснуть.
Пенсионер Бурдынюк уже и звонил соседям снизу Куроедовым по телефону, и сам к ним приходил с просьбой делать музыку потише, и участковому жаловался, да все без толку. Соседи только посмеивались над ним: «Давай, дед, к нам, мы и мочалку тебе подберем, и оттягиваться научим».
А вчера , когда Куроедовы, наконец, угомонились, он выждал для верности еще часок, и в районе шести утра приступил к осуществлению мести.
«Пусть-ка побудут в моей шкуре, авось поймут чего!» - злорадно подумал Бурдынюк, и с силой стал водить заранее припасенной железной трубой по ребрам батарей отопления как раз над спальней соседей, а для верности еще и над залом - на тот случай, если у них кто заночевал.
Он бегал от батареи к батарее, нарочно усиленно топоча и издавая дикие вопли. Бурдынюку тут же стали стучать все соседи, кроме нижних.
-Ничего, потерпите! – злорадно кричал Иван Петрович, продолжая грохотать батареями. – Терпите же Куроедовых – хоть бы одна сволочь на них пожаловалась, кроме меня!
Когда праведный гнев Бурдынюка уж стал стихать, да и сам он порядком притомился, в дверь настойчиво позвонили.
Иван Петрович пошел в прихожую, прихватив на всякий случай с собой и железяку, при помощи которой только что устроил грандиозную какафонию.
На пороге стоял глава семейства Куроедовых, Антон. Всклокоченная шевелюра, мятые брюки говорили о том, что он уже успел поспать. Но совсем немного, поскольку физиономия у Антона была совершенно пьянющая и веселая.
- Слышь, чудило! – развязно сказал он Петру Ивановичу.
- Сам чудило, – дерзко ответил ему Бурдынюк, поудобнее перехватывая трубу. - Ну, и чего тебе?
- Ты это… Погромче бы свой музон сделал! Или дай диск на время, а? И ваще, что это за группа у тебя? Мы такую еще не слышали: так торкнуло, что все мои гости уже на ногах! Похмелились и снова пустились в пляс. Ну, так что, дашь диск или как?
Бурдынюк уронил трубу себе на ногу…
Пенсионер Бурдынюк уже и звонил соседям снизу Куроедовым по телефону, и сам к ним приходил с просьбой делать музыку потише, и участковому жаловался, да все без толку. Соседи только посмеивались над ним: «Давай, дед, к нам, мы и мочалку тебе подберем, и оттягиваться научим».
А вчера , когда Куроедовы, наконец, угомонились, он выждал для верности еще часок, и в районе шести утра приступил к осуществлению мести.
«Пусть-ка побудут в моей шкуре, авось поймут чего!» - злорадно подумал Бурдынюк, и с силой стал водить заранее припасенной железной трубой по ребрам батарей отопления как раз над спальней соседей, а для верности еще и над залом - на тот случай, если у них кто заночевал.
Он бегал от батареи к батарее, нарочно усиленно топоча и издавая дикие вопли. Бурдынюку тут же стали стучать все соседи, кроме нижних.
-Ничего, потерпите! – злорадно кричал Иван Петрович, продолжая грохотать батареями. – Терпите же Куроедовых – хоть бы одна сволочь на них пожаловалась, кроме меня!
Когда праведный гнев Бурдынюка уж стал стихать, да и сам он порядком притомился, в дверь настойчиво позвонили.
Иван Петрович пошел в прихожую, прихватив на всякий случай с собой и железяку, при помощи которой только что устроил грандиозную какафонию.
На пороге стоял глава семейства Куроедовых, Антон. Всклокоченная шевелюра, мятые брюки говорили о том, что он уже успел поспать. Но совсем немного, поскольку физиономия у Антона была совершенно пьянющая и веселая.
- Слышь, чудило! – развязно сказал он Петру Ивановичу.
- Сам чудило, – дерзко ответил ему Бурдынюк, поудобнее перехватывая трубу. - Ну, и чего тебе?
- Ты это… Погромче бы свой музон сделал! Или дай диск на время, а? И ваще, что это за группа у тебя? Мы такую еще не слышали: так торкнуло, что все мои гости уже на ногах! Похмелились и снова пустились в пляс. Ну, так что, дашь диск или как?
Бурдынюк уронил трубу себе на ногу…
Свежие комментарии