На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Свежие комментарии

  • Лариса Парфенова (Чиликина)
    90% чужаков, которые рушат нашу страну, отправить обратно к ним домой. А свою Россию мы сами всегда строили и  сейчас...Мрачные прогнозы ...
  • Евгений МакЛауд
    ну армяне ничем не отличаются от азеров, взорванные мечети, убитые люди. Там накал обоюдный, при этом обе нации торго...Мы уходим из Арца...
  • Виталий Кирпиченко
    Автору не нравится, что либералы не рукоплещут нашим "достижениям" в области труда? Напрасно. Да и они с опозданием з...Мрачные прогнозы ...

Вместе весело пахать. Чем стала коллективизация для Советской России?

Торжественный выезд на пахоту в колхозе «Новая жизнь» Коломенского района Подмосковья, апрель 1931 г.

Торжественный выезд на пахоту в колхозе «Новая жизнь» Коломенского района Подмосковья, апрель 1931 г. © / РИА Новости

 

1 февраля 1930 г. в СССР началась массовая коллективизация. Чем стала она для страны – массовым убийством российской деревни или платформой, которая позволила СССР стать сверхдержавой? Нужна ли была коллективизация вообще и можно ли сегодня использовать опыт советских колхозов-миллионеров?

Мы до сих пор эксплуатируем эту базу 

Нужна

Руководитель Центра экономической истории Института российской истории РАН, доктор исторических наук Виктор Кондрашин

С позиций современного знания дать однозначную оценку такому явлению, как коллективизация, не удаётся. Исторический опыт показывает, что индустриализация в любой стране мира сопровождается серьёзным ухудшением положения дел в деревне. Сгущая краски, конечно, можно сказать, что индустриализация способствует гибели деревни – во всяком случае, деревни традиционной, патриархальной.

Причина проста – деревня является ресурсной базой для индустриализации. Прежде всего она теряет человеческий капитал – люди уходят на заработки в города, на фабрики и заводы. Если учесть, что при этом деревня продолжает кормить и себя, и стремительно растущие города, то не надо удивляться тому, что местами она приходит в упадок и з­апустение.

Началось это не при большевиках, а гораздо раньше – во второй половине XIX столетия, когда Российская империя вступила на путь индустриальной модернизации. Проблемы у деревни возникли именно тогда, и проблемы серьёзные. В конце концов, нашумевшая в своё время книга земского врача и политического деятеля Андрея Шингарёва «Вымирающая деревня» вышла в 1901 г. Другое дело, что это был, скажем так, естественный рыночный процесс. Он не сопровождался регулярными массовыми репрессиями в отношении крестьян.

А вот сталинская индустриализация отличалась форсированными темпами. По сути, это была гонка. Эксплуатация деревни усилилась чуть ли не в десятки раз, причём с применением государственного насилия, с изъятием хлеба, раскулачиванием, массовыми репрессиями.

Однако здесь есть несколько моментов, которые часто упускают из вида. Например, относительная лёгкость, с которой советской власти удалось провести коллективизацию. Смотрите: с 1930 г. по I квартал 1932 г. в СССР произошло 13 893 антиколхозных выступления с общим количеством участников 2,5 млн чел. Имело место массовое сопротивление крестьян. Однако власть довольно успешно с ним справилась. Да, применили всю мощь административно-репрессивного аппарата. Но надо помнить, что часть деревенского населения коллективизацию приветствовала. По переписи 1926 г. 67% крестьян были моложе 30 лет. Для сельской молодёжи коллективизация, индустриализация, культурная революция стали скоростными социальными лифтами. Это была реальная сила, во многом обеспечившая успех сталин­ской схеме модернизации.

Надо признать ещё и тот факт, что ускоренные темпы модернизации вовсе не были личной прихотью Сталина и его окружения, которые будто бы только и мечтали о том, чтобы извести деревню. Да, эти люди воспринимали крестьян как опасную силу и во многом были настроены против них. Но – и это важный момент – деревня считалась не врагом, которого надо уничтожить, а ресурсом, который надо использовать. Хищнически, варварски, но использовать. Это прекрасно видно по статистике хлебозаготовок. Четыре хлебо­заготовительные кампании периода коллективизации 1929–1932 гг. дали государству в 1,3 раза больше хлеба (4738,2 млн пудов), чем 7 лет НЭПа (3549,6 млн пудов). Это позволило в 1930 г. выйти на пик хлебного экспорта за все годы советской власти (5,84 млн т) и тем самым получить валютные средства для неотложных нужд и­ндустриализации.

Насколько же такая гонка была оправданной? Историк Андрей Соколов отмечал, что одним из факторов, который толкал руководство страны к ускорению индустриализации и коллективизации, была внешняя угроза. В Штабе Р­ККА на рубеже 1920–1930-х гг. её о­ценивали как вполне реальную. С запада – страны Малой Антанты в союзе с Францией и Англией, с востока – Япония. Вспомним хотя бы конфликт на КВЖД в 1929 г. и Маньчжурский инцидент 1931 г.

Словом, если смотреть на проблему формально, то коллективизация в целом прошла успешно. Но это был кратковременный успех. Колхозная система доказала свою эффективность в годы подготовки к войне и во время самой войны. То есть в экстремальных условиях, которые требовали нечеловеческого напряжения сил и запредельных жертв. 1 млн раскулаченных кресть­янских хозяйств общей численностью 5–6 млн чел., 4 млн выселенных кулаков, 5–7 млн жертв голода 1932–1933 гг. Вот цена, которую СССР заплатил за кратковременный успех ускоренной модернизации. Лично я считаю, что давно пора поставить памятник русскому крестьянину. Мужику, на крови и костях которого построена та материальная база, которую мы эксплуатируем до сих пор.

Второе крепостное право большевиков

Не нужна

Директор Чаяновского исследовательского центра Александр Никулин

Коллективизация стала в­еличайшей трагедией в истории российского крестьянства и на десятилетия вперёд обрекла сельское хозяйство СССР на н­изкую э­ффективность.

Колхозный строй – в том виде, в котором он утвердился при Сталине – превратил россий­скую деревню во внутреннюю колонию, из которой государ­ство выкачивало ресурсы на развитие промышленности и науки. В войну даже фашистские захватчики сохранили колхозы, понимая, что они лучше всего подходят для изъятия продовольствия у жителей оккупированных сёл. На пике коллективизации хлебозаготовки достигли в СССР такого размера, что в 1930 г. Союз в 9 раз увеличил экспорт зерна по сравнению с 1929-м. На вырученную валюту за рубежом покупалось оборудование и строились заводы. Но чтобы добиться этого, советская власть развязала против деревни необъявленную войну, в которой погибли миллионы людей. 

Коллективизация была стремительной и насильственной. Крестьяне сопротивлялись, восставали целые сёла. На Северном Кавказе для подавления мятежей приходилось даже использовать армию. Более 1,5 млн раскулаченных были выброшены из родных домов и отправлены в необжитые районы Сибири и Дальнего Востока. Люди резали свой скот, не желая сдавать его в колхозы. Животноводческое поголовье сократилось в 2 раза. И уже в 1932–1933 гг. разразился страшный голод в главных хлебных регионах страны. Хотя никаких природных причин – засухи или наводнений – для продовольственного кризиса в тот момент не было. Но продуктивность колхозного производства была такой низкой, а задания по сдаче зерна государству такими высокими, что, по разным оценкам, голод унёс от 4 млн до 7 млн жизней.

При этом крестьяне не были такими уж закоренелыми едино­личниками, какими их рисовала сталинская пропаганда. Товарищества по совместной обработке земли, сбытовые и кредитные кооперативы в ­1920-е гг. вполне успешно работали во многих уездах. О­днако такого рода коллективная деятельность не устраивала Сталина, так как не позволяла поставить деревню под полный контроль. Тотальная коллективизация решила эту задачу. Но она уничтожила сельскую элиту – самых активных и зажиточных крестьян, находившихся во главе сопротивления насильственному обобществлению. Многие бежали из деревень в города, где было больше личной свободы. А те, кто остался, превратились в людей второго сорта. Паспорта, дававшие возможность беспрепятственно менять место жительства, у к­олхозников появились только в 1974 г. 

После 1933 г. модель, предполагавшая обобществление всего и вся, была подправлена. Крестьянам разрешили вести подсобное хозяйство и торговать на рынках. Но ненависть к колхозам осталась. «Что такое ВКП(б)? Второе крепостное право большевиков», – горько шутили в деревне. И колхозно-совхозное производство в массе своей так и не смогло стать высокопродуктивным. Иначе в начале 1960-х гг. не случился бы очередной продовольственный кризис, в результате которого СССР уже сам стал покупать за границей зерно. А привела к нему очередная атака на сельских част­ников, которая случилась уже при Хрущёве.

В 1970–­1980-е гг. в деревню хлынули нефтедоллары. Надои, урожаи, уровень жизни стали расти. Но было уже поздно: за десятилетия нового крепостничества для многих миллионов людей сельский труд потерял смысл. Обезлюдели и вовсе и­счезли тысячи сёл. 

Задач у по уничтоже - нию зажиточных крестьян колхозы выполнили. Советский агитплакат, 1930-е гг.
Задачу по уничтожению зажиточных крестьян колхозы выполнили. Советский агитплакат, 1930-е гг.  Public Domain

Колхозная уравниловка и подчинённость государственной машине лишили крестьянина главного – свободного труда на своей земле, личной заинтересованности в результатах этого труда. Колхозы уничтожили веками сложившуюся этику, изменили взаимоотношения в деревне. И само отношение к работе «на общество» было совсем не таким, как в фильмах про ударников пятилеток. Подворовывать на ферме, пьянствовать в страду не считалось зазорным. Единственным местом, где люди по-прежнему выкладывались по полной, оставались семейные подворья и огороды. И только в связке «госдотации – колхоз – личное подсобное хозяйство» советская колхозно-совхозная система могла существовать. 

По примеру СССР коллективизация проводилась в других соцстранах. Почти везде общест­венное сельхозпроизводство было менее производительным, чем семейные или фермерские хозяйства. Лишь в Венгрии, где колхозам было разрешено вступать в легальную кооперацию с семейными хозяйствами, удалось создать агросектор, который конкурировал и с Г­ерманией, и с США.

Операция «кооперация», или частный фермер

Колхозы и совхозы в нашей стране давно ушли в прошлое, а им на смену пришли разные формы хозяйствования: крупные агрохолдинги, сельхозпредприятия, фермеры (ИП). Страну также кормят 23 млн граждан, ведущих личное подсобное хозяй­ство (ЛПХ). При этом многие эксперты считают: успех как отдельных фермеров и владельцев ЛПХ, так и сельского хозяйства России в целом кроется не в разрозненности, а в объединении мелких сельхозпроизводителей в кооперативы.

 Чем они выгодны? И охотно ли объединяются российские фермеры в кооперативы? Об этом  рассказал президент Ассоциации кресть­янских (фермерских) хозяйств и сельхозкооперативов России (АККОР), депутат ГД Владимир Плотников.

Я считаю, объединение в кооперативы – это путь к развитию и прогрессу. Помните, как раньше писали на советских плакатах? «Вместе мы – с­ила!» В сельском хозяйстве точно так же. Совместными усилиями фермеры и владельцы личных подсобных хозяйств могут добиться значительно больших успехов. Но процесс кооперации должен быть исключительно добровольным и выгодным для каждого участ­вующего в ней сельхозпроизводителя. Никого никуда насильно загонять нельзя.

«Слава Богу, живём в другой стране»

На самом деле память о коллективизации ещё очень свежа в сознании наших людей. Когда фермеры собираются вместе, они обязательно вспоминают страшные истории из жизни своих предков – как их называли кулаками и мироедами, как отбирали скот и технику, как ссылали и расстреливали… Моего деда за то, что тот отказывался вступать в колхоз (он говорил: «Там одни бездельники»), тоже репрессировали, отправили в ссылку на 3 года и отобрали всё, что у него было в хозяйстве.

Слава богу, сегодня мы живём совсем в другой стране. Сейчас у людей есть возможность быть собственниками своей земли, иметь свои хранилища, трактора, технику… Это основа основ, и она должна оставаться непоколебимой. А современный сельскохозяйст­венный кооператив – это когда собственники добровольно объединяются, чтобы проще и быстрее решать свои задачи.

К примеру, в Новгородской обл. объединились два десятка фермеров и владельцев ЛПХ, чтобы повысить конкуренто­способность своей продукции. Построили большое современное овощехранилище с кондиционером и холодильными установками, где хранят, моют, перерабатывают и фасуют к­артофель. А потом уже в сетках по 3, 5 и 10 кг без участия разных посредников и перекупщиков отправляют напрямую на полки в торговые сети. То же самое делают с овощами, повышая их добавленную стоимость. Понятно, что одному мелкому фермеру подобный проект было бы не потянуть, а в условиях взаимовыгодной кооперации это оказалось возможно.

В Саратовской обл. развивается другой пример успешной кооперации. Там производители зерна выкупили элеватор (сооружение для хранения больших партий зерна и доведения его до кондиционного состояния), который теперь принадлежит фермерам – членам кооператива. Они свозят в него своё зерно, формируют большие партии и благодаря большому опту продают не по 9 рублей за кг, а по 11 с половиной. Есть разница? Это серьёзный плюс для того, чтобы л­юди объединялись в кооперативы.

Кооперативы – только на бумажке

Наша ассоциация А­ККОР была создана 30 лет назад, 23 января 1990 г., когда только начиналось фермерское движение в России. Сейчас в неё входят 93 тысячи фермерских хозяйств (всего их 188 тыс.) и 1,5 тысячи сельхоз­кооперативов. Всего их в нашей стране числится 5,5 тысячи, но на самом деле многие существуют только на бумаге. Увы, процесс объединения фермеров идёт не очень активно. Дело это непростое, у людей должен быть стимул. Поддержка друг друга, взаимовыгодная помощь членов кооператива – это правильно и хорошо. Но если ещё и государственная поддержка будет идти через кооперативы, тогда эта форма организации начнёт развиваться более широко. Резервы для этого есть. И в конечном итоге от кооперации выиграют все.

Фермеры крепче будут стоять на ногах, потребители п­олучат больше качественной и доступной по цене продукции, государство заработает на экспорте. Да и жители с­ела станут жить лучше. Ведь не секрет, что именно фермеры сегодня становятся надёжной опорой для муниципалитетов в российской глубинке. Они обеспечивают людей работой да ещё и поддерживают жизнь на селе: ремонтируют и чистят дороги, привозят односельчанам дрова, пашут огороды. Они приходят на помощь сельским школам, помогают с ремонтом зданий, продуктами, топливом. Они возрождают храмы и создают сельские музеи. Сегодня фермерский сектор даёт порядка 30% всего российского зерна и 33% – подсолнечника. За последние 12 лет посевные п­лощади ежегодно увеличивались почти на 850 тыс. га и в 2019 г. с­оставили 24 269,9 тыс. га, или 30,4% от всей площади п­осевов. Поголовье коров растёт только у фермеров. Овец и коз в фермерских хозяйствах уже в 2 раза больше, чем в сельхоз­организациях. Более высоких темпов роста производства не даёт ни один другой сельско­хозяйственный уклад, и это бесспорный, зафиксированный Росстатом факт. А если фермеры будут действовать не в одиночку, а начнут объединяться в кооперативы, результаты с­танут ещё лучше.

Где в мире сохранились колхозы?

Коллективные хозяйства, подобные советским колхозам, существуют с­егодня лишь как экзотика.

Называются они производственными кооперативами. «В Германии, например, есть закон, в котором прямо записано, что «колхозы» имеют право на существование. В Европе была даже их ассоциация. Но по факту их там, да и в других странах, например во Франции, почти нет, – поясняет главный научный сотрудник Центра агропродовольственной политики ИПЭИ РАНХиГС Василий Узун. – А если есть, то организуют их любители. Колхозов на 500–1000 человек уже не сыщешь: только небольшие хозяйства, максимум с тремя-пятью членами. Как правило, они занимаются потреб­кооперацией: договариваются о совместной деятельности, скажем, по переработке и реализации продукции. Собирают продукцию у фермеров и фермерских хозяйств: сортируют, моют, обрабатывают, оказывают услуги по её хранению.    

Редки и немногочисленны колхозы по чисто экономическим причинам: они неэффективны. Любая производственная организация должна заботиться о выработке и условиях труда своих работников, накоплении капитала, обновлении и расширении производства и т. д. В коллективном хозяйстве делать это гораздо сложнее, поскольку все его члены равноправны и заставлять кого-то трудиться нет юридических полномочий. Успешные советские колхозы всегда имели твёрдого руководителя, который требовал с подчинённых и заставлял их делать то, что нужно. Это поддерживалось и обеспечивалось властью. А в рыночной экономике кто уполномочит одного члена кооператива принуждать что-то делать всех остальных? 

Кибуцы, то есть сельхозкоммуны в Израиле, – тоже кооперативы, но со своей спецификой. Существуют они «по обстоятельствам»: людям, которые приезжают жить в еврейское государство, нужно временное занятие – вот их и привлекают в кибуцы. Но, как и колхозы, кибуцы очень неэффективны и находятся на государственном содержании, дотациях и субсидиях, их доля в экономике Израиля снижается».

 

Когда хозяин каждый

Владимир Хромых, председатель СПК колхоз «Родина» Новоселицкого района Ставрополья

Даже в царское время большинство крестьян состояли в сельских общинах, потому что совмест­но легче обрабатывать з­емлю.

Но в 90-е многие колхозы попали в сложную экономическую ситуацию, и селяне снова стали рассчитывать только на себя. В 1997 г. я возглавил СХП АОЗТ «Россия» (сейчас колхоз «Родина»), которое тогда находилось в стадии банкротства. У предприятия было 6 млрд неденоминированных рублей долга! Зар­плату работникам платили раз в год, и люди жили только за счёт подсобного хозяйства.

Как было вернуть веру в колхоз? Мы внедрили советский принцип работы на основе коллективного подряда, когда в договоре прописано, сколько процентов от сверхпланово произведённой продукции получит коллектив. В первый год в коллективе распределили дополнительно 800 т зерна. Люди поначалу даже не верили, что им отдадут то, что обещано. На третий год мы всю зарплату выплатили вовремя и даже дали премию по итогам года.

Об экономической эффективности колхозов говорит то, что они до сих пор сущест­вуют, хотя государство поддерживает только фермеров и агрохолдинги. Между тем в нашем районе у фермеров урожайность всегда ниже, чем в коллективных хозяйствах. И ни агрохолдинги, ни фермеры не вкладывают столько средств в инфраструктуру с­ела, сколько колхозы. Мы ежегодно на ремонт социальных учреждений села Китаевское выделяем 6–8 млн руб.

В колхозе все совладельцы, и каждый работник чувствует своё человеческое достоинство, а не так, как в агрохолдинге, где ты безмолвный исполнитель. У нас все решения принимаются сообща. Ежемесячно собирается правление. Крупные расходы, например на обновление техники, утверждает общее с­обрание колхозников.

Президент говорит, что проверки должны быть не чаще чем раз в 3 года. Но п­рокуратура нас может проверять хоть каждый день. Ветеринарные проверки проходят 4–5 раз в году, и если раньше ветслужба нам помогала, то сейчас выполняет только карательные функции. Хорошо бы, если бы сельское хозяй­ство дотировалось у нас, как за рубежом. А пока пусть государство нам хотя бы не мешает работать.

Ссылка на первоисточник

Картина дня

наверх