Отучилась в техникуме - давно это было. Получила диплом. Работала мастером на производстве. Рабочие – народ сложный. В основном, мужики. Причем, полно пьющих. А еще принимали освобожденных из мест заключения. А у них психика поломанная. С ними вдвойне тяжелее. Им, видите ли, стыдно женщине подчиняться.
Они иногда такое на работе вытворяли – мало не покажется. И у нее выработалась привычка говорить громко, резко. И выраженьица не книжные: с волками жить – по-волчьи выть.
Осталась обида на мать. Именно она засунула в техникум. Именно она заставила учиться. И вот грубая нервная судьба. Холодный пыльный цех, грубые пьющие мужики. И ни света, ни радости, ни надежды.
А бывшая подруга закончила английское отделение. Плюнет налево – деньги. Плюнет направо – деньги. То есть у нее частные уроки. И вообще иная атмосфера – что и говорить?
Почему бывшая подруга? А кому захочется общаться с мастером цеха? Как говорится, разные «культурные» категории.
Работа – это почти сто процентов жизни. Мы же все время проводим там – деньги зарабатываем. Короткий отпуск как глоток свежего воздуха - и снова производственная пыль и испитые физиономии подчиненных.
А где-то есть иная жизнь – с полетом чувств и мыслей.
Этого мало – цех. Еще одна неудача – замужество. Тогда, после техникума, встретила парня. Начали встречаться. Мать снова – против. Категорически против. Помнится, что она кучу плохого про него наговорила. Сейчас и не вспомнишь.
А он оказался умным порядочным человеком. Он женат. И ему хорошо. И его жене хорошо.
А она вышла замуж за другого. Которого мать одобрила. Ни рыба ни мясо. Тих, «как день ненастный». Ни инициативы, ни смелости, ни решительности. Робкий до патологии. Неспособный на самостоятельный поступок. Лишенный воли и воображения.
Глаза у него мутные, движения медленные, в голове какая-то «умственная жвачка». Тусклый, серый, пустой.
И она сама всегда решения принимала. Тащила воз и на работе, и дома. Удивительно, как у них еще дочь родилась!
И это все мать, мать и мать. Она судьбу сломала. Она ошиблась. А сейчас состарилась и требует себе уважения.
А за что, собственно, уважать? Сама просидела на задворках жизни, и дочь туда же – на задворки – толкнула. Не дала выбраться на свет. А сейчас еще и уважения требует.
А у нее после завода не только нервы больные. Зимой в цехе холодно. Как ни одевайся – все равно холодно. Поэтому болят ноги. После пятидесяти лет, кажется, не только ноги ноют. Но и все суставы, все тело. А главное – ноет душа. Потому что жизнь коту под хвост.
Ничего толком не читала. Мира не видела. Где-то ходят хорошо одетые женщины, которые умеют тонко улыбаться. Они знают, как надо ухаживать за собой. Они умеют носить дорогую изысканную одежду.
А она? Вечные куртки – летом и зимой. Какие-то жуткие шапки, обувь, которую нельзя обувью назвать. Изработанные узловатые руки с рабочими ногтями, изработанная душа.
В праздники она боялась ходить к матери. Думала так: выпью лишнего – и наговорю, обижу, пораню. Израню. И не ходила. И к себе не звала. Несла обиду на мать через всю жизнь.
И эта обида въелась в черты ее лица, стала ее сущностью, ее вторым «я».
Мать старая. Еле-еле ходит. Шаркает тапочками по полу. Наверное, недолго осталось – жить. Пока она жива – надо, надо ей еще раз сказать про свою изломанную судьбу. Путь перед смертью у Бога прощения попросит за то, что она сделала. Может, ей помирать легче будет.
Дождалась часа, когда они сидели на диване. И ничего не делали. Спокойным ровным голосом высказала матери обиды. Спокойным голосом – конечно. Только вот с интонацией не всегда справлялась. Врывалась временами интонация злая. Неуравновешенная.
Мать повернула к ней старческое лицо. Глазом не моргнула. И сказала: «На цепи тебя в техникум не тащила. На цепи тебя замуж тоже не тащила. Разве не так? Человек должен слушать. А поступать по-своему. На меня все не вали. Ты еще с себя спроси. А ты что сделала? Именно ты что сделала? Покорно, как корова на веревке, шла? Или что»?
Знаете, а ответить-то нечего. А что скажешь? Ничего не скажешь. Только вздохнешь.
Свежие комментарии