Маршал без правил. Рокоссовского сравнивали с самим Александром Суворовым

Командующий 2-м Белорусским фронтом Маршал Советского Союза Константин Рокоссовский (в центре) перед полетом на аэростате для обзора бывшего поля боя. 01.04.1945 / Петр Бернштейн. / РИА Новости .

125 лет назад, 21 декабря 1896 г., в семье поляка Ксаверия Юзефа родился сын, окрещённый именем Константин.

Ксаверий был католиком, однако мальчика крестил в право­славной вере. Причиной тому закон Российской империи, гласящий, что если католик, находящийся на государственной службе, вступает в брак с православной, их потомство должно быть крещено в православии. Иначе этот католик гарантированно терял свою должность. Жена Ксаверия была как раз православной, звали её Антонина. В девичестве она носила фамилию Овсянникова, в замужестве – Рокоссовская.

В годы Первой мировой войны этот сын поляка и русской по всем документам, в том числе и наградным, будучи кавалером Георгиевского креста и трёх Георгиевских медалей, проходил как Константин Ксаверьевич. Но вступив в ряды РККА, сменил отчество, по­скольку, как он сам говорил, надоели ошибки делопроизводителей, которые путались и писали то «Савельевич», а то и «Васильевич». Так в мировой истории навсегда «прописался» Константин Константинович Рокоссовский – один из лучших полководцев Красной ­армии. 

 

Во всяком случае, именно так считал другой советский военачальник, Главный маршал авиации Александр Голованов: «Если бы меня спросили, рядом с какими полководцами прошлого я бы поставил Рокоссовского, я бы не задумываясь ответил: рядом с Суворовым и Кутузовым». Правда, Голованов делает любопытную оговорку: «Редкие качества характера Рокоссов­ского настолько запоминались каждому, кто хоть раз видел его, что нередко занимают в воспоминаниях современников больше места, чем анализ полководческого искусства Константина Константиновича». 

 

Без хвастовства

Святая правда. «Берёг солдат», «спокойный, уважительный», «вдумчивый, внимательный», «умел прощать промахи» – подобные характеристики давно стали общим местом в описании фигуры Рокоссовского. И есть документы, подтверждающие, что уважение к солдату всегда было его отличительной чертой. Вот, например, приказ комдива Рокоссовского от 23 ноября 1934 г.: «Каждый командир и политработник обязан знать, что нет худшего в Красной армии преступления, кроме измены и отказа от службы, как рукоприкладство, матерщина и грубость, т. е. случаи унижения достоинства человека…»

Доверие подчинённых – очень важный ресурс любого начальника. Уважение к подчинённому – одно из слагаемых этого ресурса. Всем, от офицера до солдата, было известно, что Рокоссовский всегда готов разделить с ними их общую участь. Иногда именно это решало исход боя. Рокоссов­ский, органически не переносивший хвастовства, всё-таки включил в свои воспоминания характерный эпизод страшного лета 1941 г.: «Наши не выдержали, дрогнули. Сначала побежали к лесу одиночки, затем целые группы. Вы знаете, что такое бегущие солдаты? Трудно смотреть на это… Но вот из толпы бегущих раздались громкие голоса самих же солдат: «Стой! Куда бежишь? Назад!», «Не видишь – генералы стоят…» Да, действительно, мы с Иваном Павловичем Камерой стояли во весь рост, на виду у всех, сознавая, что только этим можно спасти положение… Бежавшие вернулись на свои места и своим дружным огнём заставили опять залечь пехоту противника, поднявшуюся ­было для атаки».

Описывая этот эпизод, Рокоссовский делает оговорку, которая объясняет очень многое: «Я не сторонник ненужной напускной бравады, как и бесцельной храбрости – рисовки. Это нехорошо. Это ниже правил поведения командира. А командиру порой нужно быть даже выше правил».

 

Достигая невозможного

Вот это «выше правил» дорогого стоит. Одно из своих прозвищ – «гений манёвра» – Рокоссовский приобрёл не просто так. Аналитики, возводящие управление войсками в ранг высокого искусства, оценивают не только эффективность манёвра, но ещё его изящество и красоту. То есть умение в ситуации, когда всё кругом горит и рушится, найти нестандартное решение. Быть «выше правил».

Рокоссовский проявил эти качества с первых же дней войны, будучи тогда командиром 9-го механизированного корпуса, который принимал участие в крупнейшем танковом сражении в 1941 г. под Дубно, Луцком и Ровно. Мехкорпус Рокоссовского устроил тогда немцам такое кровопускание, что командующий танковой армией Эвальд фон Клейст издал приказ: «Слухи о прорвавшихся советских танках вызывают панику… Я запрещаю использовать слова «русские танки прорвались».

Летом 1941 г. к наградам были представлены немногие, в основном рядовые и младший комсостав – генералам хвалиться было пока нечем. Однако одно исключение есть. Константин Рокоссовский получил орден Красного Знамени 23 июля 1941 г. – как раз за то сражение.

Впоследствии почти каждая крупная операция, в которой принимал участие Рокоссов­ский, принесёт ему заслуженные награды. За Московскую битву, когда под его началом сражались кремлёвские курсанты, панфиловцы и кавалеристы Льва Доватора, Рокоссовский получит орден Ленина. За Сталинград и пленение Паулюса, который согласился отдать оружие только Рокоссовскому, – орден Суворова. За разработку и проведение операции «Багратион» – звание Героя Советского Союза. Но самым крупным его успехом станет битва, не отмеченная орденами. Более того – формально она была проиграна, но фактически спасла Москву, страну и изменила ход войны в мировом масштабе.

16 июля 1941 г. немцы во­рвались в Смоленск. 17 июля в штаб Западного фронта прибывает Рокоссовский и получает приказ остановить немцев. Правда, из реальных сил ему выделяют – внимание! – группу штабных офицеров, два автомобиля и радиостанцию. Всё. Другой счёл бы задачу физически невозможной, но только не гений импровизации. Рокоссовский смог сколотить из отступающих, выбирающихся из Смоленского котла ошмётков разномастных частей ­вполне боеспособное соединение, которое официально называлось «группа Рокоссовского». Им удалось остановить рвущихся к Москве немцев на 81-й день – абсолютный рекорд оборонных боёв на фронтах 1941 г.

 

Танцы и британцы

Именно к тому моменту относится эпизод, который может показаться нереальным. После тяжёлых боёв остатки 108-й стрелковой дивизии переправились через Днепр и поступили в распоряжение Рокоссовского. Тот прибыл принимать в свою группу новое соединение, и первый вопрос полководца был таким: «Скажите, пожалуйста, а клуб в вашей дивизии есть? Танцы вечером для командиров устраиваете?» Начальник политотдела дивизии Алексей Матвеев взорвался: «Мы тут так танцуем! Уже дотанцевались!» На что Рокоссовский спокойно ответил: «Вы это зря. Ведь мы будем воевать не месяц, не год, а много больше. Надо привыкать к войне. Я думаю, что, когда заеду к вам в следующий раз, клуб в дивизии всё же будет».

Клуб появился. А в «группу Рокоссовского», державшую оборону в районе деревни Ярцево, очень скоро наведались интересные гости. Представители британской военной миссии, которым важно было знать: боеспособна ли Красная армия? Потому что если нет, то и оказывать ей помощь не стоит – зачем зря тратить ресурсы?

Вот что увидел в районе Ярцево 21 августа глава миссии генерал Фрэнк Ноэль Мэйсон-Макфарлан: «Взаимодействие танков, самолётов и других сил тесное и эффективное. Моральный дух высок. Отношения между чинами отличные. Русские отлично разбираются в маскировке, очень стойки под обстрелами, хорошо укрываются». Через несколько дней после того, как этот рапорт лёг на стол Черчиллю, в СССР был отправлен первый конвой PQ-0 «Дервиш», доставивший в Архангельск 31 августа стратегическое сырьё и военные материалы.

 

Сознавал ли Рокоссовский, что в те дни он бросил на весы антигитлеровской коалиции решающую гирьку? Неизвест­но. Ясно только, что и здесь он был «выше правил»: «Как-то позвонили из Генерального штаба: «Встречайте английскую военную делегацию». Я находился на левом фланге, и, чест­но говоря, мне тогда было не до визитёров».