Добровольный агент Миклухо Как Николай Миклухо-Маклай из Новгородской губернии стал лучшим другом папуасов

Угодивший гимназистом 15 лет от роду в Петропавловскую крепость за участие в студенческой манифестации, читавший Чернышевского и видевший князя Кропоткина, Николай Николаевич революционером тем не менее не стал. Кино о нем в сталинскую пору сняли очень даже вовремя, и Институт этнографии АН СССР в его честь в том же 1947-м назвали тоже весьма кстати: по меркам 1949 года этот самый Миклухо-Маклай был ведь самым настоящим космополитом. В самом деле, в родные края заезжал редко, по матери имел немецкие и польские корни, песню про то, что "не нужен мне берег турецкий", явно бы не одобрил, ибо предпочитал бывать в одиночестве в идейно невыдержанных отдаленных уголках мира, а женился в 1884 году на австралийской вдове. А еще Маклаем назвался в 20 лет, прибавив нечто шотландское к доставшейся от отца казачьей фамилии.

Тут и до шпионства совсем недалеко, и проницательный читатель, заподозрив первооткрывателя в информационно-разведывательной деятельности, будет скорее прав. Вышедший совсем недавно, в 2014 году, под редакцией историка разведки Олега Каримова увесистый том архивных документов "Неизвестный Миклухо-Маклай" позволяет в этом убедиться на конкретных фактах. Переписка путешественника с представителями царской фамилии, МИДом, Морским министерством и Русским географическим обществом (РГО) сомнений не оставляет: он не только не забывал о родине из своего новогвинейского и австралийского далека, но и пытался оказать империи посильную и поистине бесценную помощь, потому как других источников информации в тех краях не было вовсе.

Одинокий путешественник, критики которого, кстати, убеждены, что именно одиночество его экспедиций "безвозвратно разрушило" его и без того слабое здоровье, оказался сложнее, чем казалось раньше. Уже на самое первое его путешествие к папуасам наложили отпечаток соображения высшего государственного порядка: в том самом 1870-м, когда 24-летний Николай Миклуха (именно такая фамилия досталась ему от отца) обивал петербургские пороги в поисках денег на экспедицию, 26-летний офицер-разведчик барон Александр Каульбарс представил по линии РГО соблазнительную для властей записку "О русской колонизации о. Новая Гвинея". Стратегические задумки Петербурга и планы исследователя совпали, а поддержка пришла лично от самодержца: Александр II разрешил не только включить молодого энтузиаста пассажиром на военный корвет "Витязь", благополучно доставивший его в искомый залив Астролябия, но и дозволил возместить истраченные ученым денежные средства сверх тех 1200 рублей, которые он получил на поездку от РГО. При таких благодеяниях согласие официально именовать отныне путешественника Миклухо-Маклаем стало деталью неприметной и вполне естественной.

Таким образом, путешествие напоминало неплохо продуманную и официально профинансированную командировку, имевшую не только научные цели. Одним из сторонников присутствия Российской империи в далеких уголках Тихого океана еще в начале 1870-х был и наследник престола цесаревич Александр Александрович. Вступив на престол, Александр III проявил вполне практический интерес к идеям Миклухо-Маклая о русском протекторате над Папуасским союзом. Осенью 1882 года путешественник за месяц 5 раз встречался с императором в Гатчине, после чего все тот же клипер, переименованный из "Витязя" в "Скобелева", направился к берегам Новой Гвинеи с вполне конкретной целью. Управляющий Морским министерством вице-адмирал Иван Шестаков давал вполне четкую инструкцию о "приобретении пункта, на который мы могли бы заявить права на владение и поднять на нем свой флаг".

Но до этого так и не дошло. Командующий отрядом судов в Тихом океане контр-адмирал Николай Копытов был восхищен личностью путешественника и удивлен местной природой, но оставаться в этих широтах пожелал разве что врагу, заключив: "Здешний климат отличается своею сыростью и при жарах делается чрезвычайно вредным". В течение краткого (всего 8 дней) пребывания на Новой Гвинее в марте 1883 года Копытов благополучно похоронил все заветные мечты Миклухо-Маклая, горячо разделявшиеся Александром III. Один из аргументов оказался поистине убойным: путешественник предлагал устроить базы флота в весьма отдаленных от основных морских путей местах, но оборудовать на таких островах угольные склады для пополнения топливом, водой и провизией русских кораблей не было никакой возможности. Адмирал отметил и огромные затраты на оборону новых папуасских рубежей России, причем необходимые средства превысили бы стоимость защищаемого имущества. Копытов был сторонником наступательной тактики и предлагал нужные угольные склады захватывать у англичан, а экзотические острова оставить в покое.

Миклухо-Маклай верил в свою имперскую мечту до последней возможности, писал и лично императору, но морская элита доходчиво объяснила самодержцу, что путешественник - обычный "прожектер". Тем временем сначала Великобритания, а затем и Германия извлекли стратегическую пользу из открытий Миклухо-Маклая на Новой Гвинее и уже в 1884 году разделили между собой этот остров, причем немецкий колонизатор Отто Финш, знакомый с русским путешественником, выдавал себя папуасам за брата Маклая.

Мечты о российском протекторате над Папуасским союзом так и остались несбывшимися, а "натуралист широкого профиля" мог отныне быть полезным отечеству разве что информацией с Зеленого континента. А уже в 1886-м Миклухо-Маклай вернется в Россию знаменитым и смертельно больным. И только в 1960-е годы станет известно, что ранняя смерть в феврале 1888-го наступила от рака, а не от тропических заболеваний, как полагали современники.

Сегодня, когда Миклухо-Маклая часто обвиняют в отсутствии монументальных трудов и продуманной научной программы, возвращаясь к тем же адмиральским мнениям о "прожектере", весьма уместен отзыв похоронившего его заветные планы флотоводца Копытова. В письме жене в феврале 1883 года он все акценты расставил грамотно: впервые встреченный им Миклухо-Маклай - "человек чрезвычайно интересный, проделавший вещи почти невероятные во время его жизни с дикарями и при различных путешествиях по всем углам Тихого океана. Слушать рассказы о его приключениях доставляет много удовольствия, и часто не верится, чтобы такой маленький и слабенький человек мог бы делать такие дела. Он говорит на 12 языках, и субъект не только образованный, но ученый".

Ученым он в нашей памяти и останется.