Свидание

По несчастью или к счастью,

Истина проста:

Никогда не возвращайся

В прежние места.

Г. Шпаликов

1.

И вот Егор снова в родной деревне. Уехал он отсюда лет сорок назад и навещал родные пенаты изредка, ну раз в пять-шесть лет, может быть. И с болью в сердце замечал, что сельцо его год от года все дряхлеет, рушится. Населения от прежнего осталась половина, не больше. Из одноклассников здесь не было уже никого. Пацаны большей частью, увы, уже поумирали, а девчонки, естественно, давно превратились в семейных матрон и стали даже бабушками. И тоже жили кто где, но только не в родной деревне.

Егор неспешно шел по знакомым улицам, по которым когда-то бегал босиком, степенно здоровался с теми односельчанами, кого узнавал и доброжелательно кивал на приветствия тех, кто узнавал его.

А вот и старый, бревенчатый дом с резными, полинявшими, но все еще голубыми наличниками, при виде которого вновь так знакомо всколыхнулось уже немолодое сердце Егора. Когда был пацаном, всегда старался с независимым видом пройтись или проехать на велосипеде мимо этого дома. Но глаза его при этом всегда предательски скашивались на чисто вымытые окна, за которым виднелись цветы в горшках, а сердце екало: а вдруг Она смотрит?..

Она – это его одноклассница Верочка Лапина, первая красавица в их сельской восьмилетке. Ее Егор любил с первого класса. Он-то любил, но она и не догадывалась или делала вид, что не догадывалась о чувствах Егора. Да и мудрено ли – за ней приударяли все мальчишки не только из его, но и из соседних классов, такой она была хорошенькой: с волнистыми каштановыми волосами, с большими карими глазами, опушенными длинными ресницами, с матовыми щечками и алыми, капризными губками. И еще с маленькими аккуратными ножками, которые с каждым годом становились все длиннее и стройнее.

Верочка понимала, что она красива и имеет власть над мальчишками, и потому ее хорошенькое личико всегда имело слегка надменный вид, который, впрочем, нисколько не портил ее, а наоборот – еще больше притягивал к себе взоры пацанов.

Многие из них всяческим образом пытались добиться внимания Верочки, но безуспешно – ее интересовали только учеба (Верочка, как и полагается красавице, была еще и отличницей) и подруги.

И даже когда уже закончили восьмилетку, на выпускном вечере, накануне расставания, Верочка никого из воздыхавших по ней и заметно повзрослевших мальчишек отдельно своим вниманием так и не наделила. Она с равнодушным видом станцевала с каждым, кто ее приглашал, в том числе и с Егором.

Рассвет встречать на берег реки не пошла, а отправилась спать домой пораньше, отказавшись от услуг всех провожатых. Да и был он у неё свой, вернее, она – мама, которая, в отличие от многих других родителей, оставалась до самого конца выпускного вечера рядом с дочерью-красавицей.

Егор тогда уже дома обнаружил, что его правая ладонь, в которой он во время танца трепетно держал хрупкую кисть Верочки и боялся встретиться с ней глазами, тонко и нежно пахнет духами. И он не мыл эту руку еще два дня после выпускного, время от времени принюхиваясь к ней и с закрытыми глазами представляя невозможное – как он в облаке аромата этих взрослых женских духов прижимает Верочку за тонкую талию к себе и страстно целует ее в капризно изломанные губы…

Потом их пути – не только Егора с Верочкой, но всего класса, надолго, а с кем и навсегда, разошлись. Кто-то поехал продолжать учебу в средних школах соседних райцентров или центральных усадеб совхозов, кто-то поступил в профтехучилище в городе.

Егора после десятого класса забрали в армию. Добросовестно отслужив, он остался в городе, в котором стояла часть. Его сагитировал сослуживец ефрейтор Витя Колобов, сам из этого города. Конечно, Егор сначала съездил домой, порадовал своим возвращением и почти тут же расстроил родителей решением не оставаться в родной деревне.

Ему очень хотелось увидеть объект своего детского, а затем и юношеского влечения – Верочка все эти годы не шла из головы Егора. Он даже пару раз написал ей из армии, в которых наконец-то открылся милой однокласснице и признался в своих чувствах. Но письма его остались без ответа.

И только приехав на после «дембеля» на побывку в деревню, он узнал, что Верочка, неожиданно для всех, вышла замуж за совершенно неприметного парня, своего дальнего родственника Мишку Попова, старше ее на три или четыре года. Он работал автомехаником в райцентре. Вот там-то, на момент возвращения Егора из армии, Верочка теперь и жила со своим избранником и уже даже растила ребенка.

Жестоко разочарованный Егор резко свернул сроки своего пребывания в деревне (втайне он надеялся, что свидание с Верочкой может повлиять на его решение остаться дома или уехать, а теперь что ж…) и через пару дней отправился к недавнему месту своей службы, в город со знаменитым вагоностроительным заводом, где и устроился работать слесарем.

Вначале Егор получил комнату в заводской общаге, а когда женился – перебрался в предоставленную ему заводом однокомнатную, затем, по мере появления детей, двух- и трехкомнатную квартиры.

Тогда это было в порядке вещей, жилье, пусть и не элитное, но вполне благоустроенное, своим гражданам предоставляло государство – правда, по степени продвижения живой очереди. Егор был хороший работяга и семьянин, и подолгу в этих очередях, включая на мебель, холодильник, цветной телевизор, машину – не задерживался.

2

Счастлив ли он был все эти годы? В общем, да. Жена Людмила у него была симпатичная, спокойная, заботливая и любящая мать, сын и дочь выросли послушными и воспитанными, уже нарожали своих детей, так что сейчас у его Егора и Людмилы уже трое внуков!

Егор хоть и достиг пенсионного возраста, но продолжал работать мастером на заводе – его опыт и знания ценили, да и приработок к пенсии не мешал. Все у него было хорошо в жизни, всем он был доволен. И, казалось бы, за минувшие годы образ его первой и безответной любви должен был если и не стереться из памяти, то хотя бы потускнеть, а чувство остыть. Тем более, что сама Верочка о нем, похоже, легко позабыла.

Однако он все эти годы продолжал помнить о Верочке и хранить свою детскую влюбленность в нее. Он понимал, что это бессмысленно, нелогично, контрпродуктивно, наконец – она-то к нему относилась вообще никак. Ну, разве что как к однокласснику, то есть наравне с другими мальчишками. Понимал, и ничего с собой поделать не мог.

Правда, это чувство было не настолько сильным, чтобы он вот прямо ночами спать не мог. Если бы это было так, то он бы все бросил к чертовой матери и помчался туда, в родные места, где жила его Верочка, и все бы сделал для того, чтобы добиться ее. Но нет, такого желания – кардинально поменять свою жизнь ради Верочки, - у Егора никогда не было. Просто, повторимся, он всегда помнил, думал о ней, и эти мысли были нежные и практически невинные.

И вот Егор взял отпуск и с разрешения жены отправился проведать родные места. Людмила была с ним здесь за всю их жизнь всего один раз, и ей малая родина мужа совсем не понравилась. Да и откуда ей, выросшей в городе, не бегавшей босиком по раскаленным от жаркого солнца пыльным улицам, не плескавшейся в теплой реке, протекающей под песчаным яром, было понять, что вот эта невзрачная деревенька, тем более - с Её бревенчатым домом всегда чисто вымытыми окнами, украшенным синими наличниками, мимо которого он никогда не мог пройти равнодушно, и есть самое лучшее место в мире?

Людмила этого не хоть и не понимала, но, надо отдать ей должное, всегда отпускала мужа одного туда, куда его влекло тоскующее по родным местам сердце. Правда, ездил Егор в Сычевку не так уж часто. За все время совместной жизни с Людмилой всего раз пять – один раз с ней, остальные без нее.

3

И вот он снова приехал на свою родину и, бросив дорожную сумку у двоюродной сестренки, отправился пройтись по знакомым улицам. Шел и с болью отмечал, что ветер перемен для Сычевки имел разрушительную силу. Совхоз прекратил свое существование, и в их отделении не стало ни полеводческой бригады, ни дойного гурта, а это означало, что десятки сельчан остались без работы и вынуждены были со временем перебраться в более хлебные места – в райцентр, в область.

Оставленные ими дома (продать их было некому) со временем разрушились сами или были разобраны на стройматериалы соседями, и таких следов как от бомбежки в Сычевке было уже с три десятка, что соответствовало трети некогда оживленного, процветающего села. Не было среди «живых» и отчего дома Егора – после смерти остававшихся здесь родителей и ни за что не желающих переехать ни к старшему сыну в город, ни к младшему в ближний райцентр, их усадьба тоже оказалась порушенной.

Правда, сам некогда крепкий камышитовый дом был еще цел. Но лучше бы его тоже сравняли с землей, потому что сейчас он использовался под сарай их бывшими практичными соседями, и это особенно угнетало Егора. Под крышей дома, в котором, плохо ли, хорошо ли, три десятилетия прожила их семья, теперь обитали и гадили под себя коровы и овцы, это кого хочешь вгонит в меланхолию.

Егор вздохнул и пошел дальше. И вот он, знакомый, хотя и потемневший от времени и даже слегка как будто просевший дом, в котором когда-то жила Верочка со своими родителями. Кувыркнулось и приостановило свое биение, а потом вновь запустилось и заколотилось в груди с удвоенной силой его немолодое сердце.

И хотя Егор знал, что бывшая ослепительно красивой Верочка сегодня, должно быть, вполне себе солидная Вера Николаевна, и давно живет не с родителями, а с мужем и детьми, и даже уже с внуками, в райцентре, он все же таил надежду, что вдруг случится чудо и он увидит ее.

Но чуда никакого не было – никто не выходил из калитки двора Вериных родителей, никто и не заходил в нее. Наверное, в доме Лапиных сейчас никого и нет: дядя Коля, как слышал Егор, в прошлом году умер, а тетя Люба, может, ушла куда по делам или болеет – дело такое, возраст…

Егор вздохнул и еще раз покосившись на заветные окна Верочкиного дома, хотел было уже свернуть в проулок, чтобы вернуться к сестре. И тут к воротам Лапиных, распугав роющихся в пыли кур, подкатил старенький жигуленок. С пассажирской стороны, опираясь на трость, с трудом вылезла пожилая грузная женщина, в которой Егор сразу узнал маму Верочки, тётю Любу.

«Удивительно, как это старые женщины долго не меняются!» - отметил про себя Егор. Он вежливо поклонился и уже даже открыл рот, чтобы сказать: «Здрасьти, тетя Люба! А это я, Егор, узнаете?». Но что-то остановило его. Егор более внимательно вгляделся в лицо женщины, теряясь в смутных догадках: неужели?..

Но когда из машины вылез и водитель, Егор без особого труда признал в нем Мишку Попова. Он был такой же худой и угловатый, с тем же вечно недовольным выражением лица, только теперь морщинистого. Хлопнув дверцей жигуленка, Мишка, даже не взглянув в сторону Егора, со скрипом открыл калитку и зашел во двор – наверное, затем, чтобы открыть ворота и загнать машину внутрь.

Верочка же пристально смотрела на Егора, силясь узнать, кто же стоит у ворот их дома.

«Блин, неужели и я так состарился, что она тоже не узнает меня? – неприятно удивился Егор. – И хорош был бы я, если бы обратился сейчас к ней как к тёте Любе». А вслух сказал:

- Ну, здравствуй, Верочка! Или же тебя лучше называть уже Вера Николаевна?

- Егорушка! – радостно, совсем по-бабьи всплеснув руками, воскликнула Верочка. – Да какая я тебе Николаевна? Кстати, и Верочкой ты меня впервые назвал, а то все Вера да Вера.

-Да вот как-то не пришлось, - смущенно кашлянул Егор. – Ты здесь, я там. А то бы, конечно…

-Чего «А то бы конечно…»? – лукаво прищурила свои карие, кстати, светящиеся по-прежнему молодо, глаза Верочка. – Ты, насколько мне помнится, единственный из нашего класса не пытался ухаживать за мной. Неужели не нравилась?

И Верочка кокетливо склонила голову немного набок, как она делала всегда. И Егор все больше и больше узнавал в ней ту, по которой он сох в школе и о которой дни ночи напролет думал в армии, и даже когда женился и у него пошли дети, он все равно не забывал о Верочке.

Да, время оказалось беспощадно и к ней – Верочка погрузнела, когда-то миловидное лицо заметно подурнело и покрылось сеточкой неглубоких пока морщин; из-под длинного платья виднелись опухшие лодыжки ног (Егор помнил, какие у Верочки они были изящные!), и это, видимо, из-за них она вынуждена была опираться на трость.

Но все равно – это была она, Верочка, прелестный образ которой Егор всегда носил в своем сердце, и пусть он уже не совпадал с сегодняшним оригиналом, Егор изо всех сил старался делать вид, что совершенно заметил разрушительного результата работы минувших лет над этим образом.

- И тогда очень нравилась, и сегодня просто замечательно выглядишь! – искренне похвалил ее Егор. – И я очень жалею, что не ухаживал за тобой. Глядишь, сегодня был бы на месте этого везунчика Мишки!

-Ой-ой-ой! – звонко засмеялась Верочка (а вот смех ее остался почти неизменным – с радостью отметил Егор). – Если бы да кабы…

И добавила, понизив голос:

- А ведь ты мне тоже нравился… немножко. Но я же не могла тебе сказать об этом первой!

- А сейчас нравлюсь? – включился в игру Егор, интуитивно втягивая свой выпирающий в последние годы живот.

- И сейчас… немножко! – снова разулыбалась Верочка.

Егор вдруг понял, что наступил тот момент, когда он может спросить о деле, так волновавшем его столько лет.

- Скажи, Вера, а ты получала мои письма?

Вера перестала улыбаться, легкая тень досады пробежала по ее лицу. Видно было, что ей не хочется об этом говорить. Но она все же сказала.

- Да, Егор, получила. Их было два. Но… как бы тебе это сказать… Ты их написал и прислал уже тогда, когда мне тебе нечего было ответить. Я уже была с Михаилом. Так что извини.

И с души Егора словно камень свалился. Значит, все же получила и прочитала и все эти годы знала о его чувствах к ней. Ну, а что не ответила – это уже другой вопрос. Понятно, что была увлечена другим, возможно, даже полюбила, и как-то не с руки ей было отвечать на те мальчишески искренние, даже где-то, может быть, глупые и наивные письма Егора. А может, просто не хотела его расстраивать, хотя тем, что не ответила – расстроила, может, еще куда больше.

3

Ну вот, вроде все: увидел когда-то милую сердцу зазнобу, удостоверился, что она, увы, тоже состарилась, как бы он ни ухищрялся не мириться с этим фактом. А теперь можно со спокойной душой возвращаться к сестре и через день-другой собирать свою сумку и ехать домой, к жене, детям, внукам – больше его здесь ничто не держало.

Однако Егор чувствовал, что он не сказал Верочке что-то еще, очень важное. И он не знал, найдет ли он такие слова, чтобы Верочка поняла его. Вера же между тем продолжала с выжиданием смотреть на Егора, и глаза ее все еще лучились тем огоньком, который загорелся в них, когда она узнала его и заговорила с ним.

- Спасибо тебе, Вера! – дрогнувшим голосом сказал Егор.

- За что? – удивилась его одноклассница.

- За то, что была в моей жизни…. За то, что я знал, что ты там где-то есть, и у меня оттого тепло было всегда на душе… За то, что когда у меня были какие-то удачи или успешные дела, я думал: «Вот бы Вера меня сейчас увидела!»… Ну, в общем, за то, что ты помогала мне жить, вот!

Вера молча выслушала эту взволнованную сбивчивую тираду, и Егор, к ужасу своему, увидел, как улыбка медленно сошла с ее лица, а глаза медленно стали наполняться прозрачными слезами.

- Вера, ну где ты там! – послышался раздраженный голос Михаила. – Придержи створку ворот, а то она снова закрывается…

- Ладно, Вера я пошел, - торопливо сказал Егор. – Прощай!

И круто развернувшись, пошагал по переулку к дому сестры, стараясь при этом держать спину прямо. Так как он знал – Верочка смотрит ему в вслед…