В мае 1800 года в Петербурге умирал Суворов. Прощаясь с родными, он призвал к себе мужа племянницы Дмитрия Хвостова. Последнее напутствие генералиссимуса было таким: «Митя, ведь ты хороший человек. Не пиши стихов. А уж коли не можешь не писать, то, ради бога, не печатай».
«Пел петухом, пробуждая сонливых, угомоняя буйных врагов Отечества»
Многие историки склонны считать эту реплику нереалистичной, одной из множества легенд о Суворове. Тем более что Дмитрий Иванович Хвостов, многие годы являвшийся верным помощником Суворова, данному совету не внял и при жизни выпустил аж четыре полных собрания своих поэтических произведений, в одном из которых было целых семь томов.
Была сказана эта фраза или нет, но она отражает суть великого полководца, отказывавшегося вписываться в какие-либо установленные рамки.
Суворова и в России, и за рубежом многие считали, мягко говоря, чудаком. А он и не пытался выглядеть иначе, говоря о себе: «Меня хвалили цари, любили солдаты, мне удивлялись друзья, ненавистники меня поносили, при дворе надо мною смеялись. Я бывал при дворе, но не придворным, а Эзопом и Лафонтеном: шутками и звериным языком говорил правду. Подобно шуту Балакиреву, который был при Петре Первом и благодетельствовал России, кривлялся я и корчился. Я пел петухом, пробуждая сонливых, угомоняя буйных врагов Отечества».
Рекомендация «арапа Петра Великого»
Отец Александра Васильевича, Василий Иванович Суворов, крестник самого Петра Великого, сделавший карьеру в тайной канцелярии, не видел в своем первенце задатков к успешной военной карьере. Тщедушный и болезненный мальчик ничуть не походил на человека, способного сокрушать врагов.
И ждала бы Сашу карьера по гражданской линии, если бы не вмешательство Абрама Петровича Ганнибала, того самого «арапа Петра Великого», предка Пушкина. Будучи в гостях у Суворовых, Ганнибал обратил внимание на то, с каким упоением маленький Саша играет в солдатиков. Разговорившись с мальчиком, Абрам Петрович поразился совсем недетскими познаниями Саши в военном деле, почерпнутыми из книг в отцовской библиотеке. Ганнибал убедил Суворова-старшего, что грех не развивать подобный талант.
Но начало карьеры Александра ничуть не походило на подвиги его тезки Македонского. Чин поручика Суворов получил в 24 года, когда другие уже метили в генералы. Во время своей первой военной кампании — Семилетней войны — Александр Васильевич являлся… снабженцем. Он буквально выпрашивал возможность поучаствовать в реальных боях, но его пускали крайне неохотно. Никому из командиров не нужна была преждевременная гибель сына самого Василия Суворова.Чин полковника в 1762 году от Екатерины II Александр Суворов получал именно как сын своего отца. Рассматривать его как самостоятельную фигуру и тем более как военный талант решительно отказывались.
Начало славных дел
Другой бы плюнул и махнул на все рукой, но 32-летний полковник вместо этого продолжал вырабатывать свое собственное представление о войне.
«Не надлежит мыслить, что слепая храбрость дает над неприятелем победу, но единственно смещенное с оною военное искусство... Единожды в нем полученное знание не токмо содержать в незабвенной памяти, но к тому ежедневными опытами нечно присовокуплять», — писал он в 1765 году в книге «Полковое уложение».
«Вот потеха, — усмехались окружающие, — только в маневрах и участвует, а все туда же, советы раздает, как воевать нужно».
Суворов, однако, не обращал на это внимания. Он научился парировать усмешки собственными едкими остротами, не забывая при этом о деле. Залог успеха в боях он видел в бесконечных тренировках солдат и офицеров с доведением навыков до автоматизма.
«Воевать не числом, а умением» — это один из главных суворовских тезисов. Его вообще мало волновало, насколько велики противостоящие силы. На всякую ситуацию он находил свой, особый прием.
Краков капитулирует перед Суворовым. Фото: Commons.wikimedia.org
Щедро демонстрировать свою теорию на практике Суворов начал во время войны с Барской конфедерацией, где мятежные поляки попробовали на собственной шкуре мощь штыковой атаки суворовских гренадеров. В сентябре 1771 года при Столовичах Суворов, имея 900 человек, атаковал 4000-тысячный отряд Михаила Огинского, дяди автора знаменитого «Полонеза». Потеряв не более 80 человек, Суворов уничтожил до 1000 солдат и офицеров противника, около 700 взял в плен, захватил в качестве трофеев обоз и всю польскую артиллерию. После чего Александр Васильевич отправил в Петербург одно из своих знаменитых донесений, в котором говорилось: «Сражение продолжалось от трёх до четырёх часов, и вся Литва успокоилась».
«Победителей не судят»
Он вообще предпочитал решать, что полезно, а что бесполезно, самостоятельно. Во время русско-турецкой войны 1768-1774 года, только прибыв к месту боев, немедленно со своим отрядом в 900 человек атаковал крепость Туртукай. Турецкий гарнизон потерял 1500 человек убитыми против 200 погибших у русских, сама крепость была разрушена, а находившиеся в ней на положении заложников христиане были выведены в безопасное место.
После этого Суворова, получившего в бою ранение, отдали под суд, поскольку приказ был лишь провести разведку. Однако государыня императрица, получив депешу о случившемся, велела оставить генерала Суворова в покое, ибо «победителей не судят».
Он ни разу не терпел поражения, но это не значит, что не был на грани. Во время одного из сражений он так увлекся, что вылетел на большой турецкий отряд, который устроил охоту за тщедушным русским генералом, собираясь взять его живьем. Однако лошадь унесла полководца от противника, после чего Суворов развернул ход боя, нанеся врагам очередное поражение.
Александр Васильевич был невероятным мотиватором, заставляя своих солдат находить новые силы тогда, когда казалось, что их уже негде взять.
Постепенно он вырабатывал у своих бойцов «дух победителей», заставляя поверить в то, во что верил сам — неважно, какой численности перед тобой враг и какие у него укрепления, если ты прекрасно подготовлен и отработал свои действия до автоматизма.
В большинстве своих победных сражений Суворов бился с противником, в разы превосходившим его силы.
Пришел, увидел, разгромил
Русско-турецкая война 1787-1791 годов утвердила его в качестве самого успешного русского полководца. Да в общем-то и во всей Европе понимали, что этот странный малый, опрокидывающий любую логику, круче всех.
В сентябре 1789 года 18-тысячный союзный австрийский корпус под командованием фельдмаршала принца Саксонского Фридриха Кобурга внезапно для себя оказался перед 100-тысячной османской армией. Принц послал Суворову депешу из двух слов: «Спасите нас». Ответ был еще более лаконичным: «Иду».
Преодолев 40 верст за 26 часов, Суворов прибыл на место с 7000 человек. И заявил австрийскому военачальнику: «Будем атаковать!»
Кобург перечить не стал, ибо знал, что это странному русскому главное не мешать. Итог сражения при Рымнике — полностью рассеянная турецкая армия, до 20 000 убитых, больше семи десятков захваченных орудий и 100 знамен. И это при собственных потерях в 500 человек.
В декабре 1790 года под стены Измаила, крепости, оборудованной по последнему техническому слову того времени, Суворов прибыл с репутацией, от которой все, кто мог, предпочитали ретироваться без боя. Но гарнизону Измаила деваться было некуда — за сдачу крепости их обещали казнить.
«Я с войсками сюда прибыл. Двадцать четыре часа на размышление — и воля. Первый мой выстрел — уже неволя. Штурм — смерть». Ответ турецкого командующего был таков: «Скорее Дунай потечёт вспять и небо упадёт на землю, чем сдастся Измаил». Не знаем, смотрели ли атакующие и обороняющиеся на воды Дуная 22 декабря — возможно, они действительно потекли вспять. От момента начала атаки до подавления последних очагов сопротивления прошло менее 11 часов.
«Нет никому пардона!»
Эммануил Осипович де Ришелье, один из создателей Одессы, писал о Суворове так: «Суворов обедает утром, ужинает днём, спит вечером, часть ночи поёт, а на заре гуляет почти голый или катается в траве, что, по его мнению, очень полезно для его здоровья».
Шутки-прибаутки, розыгрыши, анекдоты — кажется, это не самый успешный полководец своего времени, а нечто среднее между дедом Щукарем, Василием Теркиным и киновоплощением Чапаева.
Вот только за всей этой маской скрывался человек жесткий, решительный и даже мстительный. Обид Суворов не прощал, а его слова в ультиматумах не были пустым звуком.
Во время штурма Измаила русская армия уничтожила 26 тысяч человек — не сдались, когда предлагали, так пеняйте на себя. То же самое случилось и при подавлении восстания Костюшко, когда в октябре 1794 года войска Суворова брали Прагу — предместье Варшавы.
Русский генерал фон Клуге вспоминал о штурме: «В нас стреляли из окон домов и с крыш, и наши солдаты, врываясь в дома, умерщвляли всех, кто им ни попадался… Ожесточение и жажда мести дошли до высочайшей степени… Офицеры были уже не в силах прекратить кровопролитие… У моста настала снова резня. Наши солдаты стреляли в толпы, не разбирая никого, — и пронзительный крик женщин, вопли детей наводили ужас на душу. Справедливо говорят, что пролитая человеческая кровь возбуждает род опьянения. Ожесточённые наши солдаты в каждом живом существе видели губителя наших во время восстания в Варшаве. „Нет никому пардона!“ — кричали наши солдаты и умерщвляли всех, не различая ни лет, ни пола».
Жестоко? Да, жестоко, если не знать, как точно так же в начале восстания бравые поляки вырезали русских и тех своих соплеменников, которые остались верны русской короне. Впрочем, Суворов остановил бойню после того, как мятежники капитулировали. Тем самым, по признанию самих поляков, полководец сохранил город от полного разорения.
Александр Васильевич был милосерден, но милосердие это касалось лишь поверженного врага.
«Я не немец, а природный русак»
Кажется, кроме Екатерины Великой, он вообще не признавал никаких авторитетов. Что неудивительно, ведь императрица ценила его талант.
А вот сын ее, Павел I, мнивший себя великим специалистом в военном деле, устроил перестройку русской армии на прусский манер, чем взбесил Суворова.
«Пудра не порох, букля не пушка, коса не тесак, и я не немец, а природный русак», — это самое мягкое из того, что позволял себе генерал-фельдмаршал. Некоторое время император терпел, но потом уволил Суворова из армии без права ношения мундира, определив под строгий надзор.
Павел Петрович, конечно, понимал, что, третируя легенду, очков себе не набирает, и потому спустя некоторое время вернул Суворова в Петербург. А тот вскоре… запросился обратно в изгнание. Без обиняков дал понять, что мнение свое не поменял и не перестанет издеваться над павловскими реформами.
Когда вся жизнь посвящена армии, на склоне лет трудно найти себе другое применение. Суворов собирался в монастырь, когда получил письмо от Павла I: «Граф Александр Васильевич! Теперь нам не время рассчитываться. Виноватого Бог простит. Римский император требует вас в начальники своей армии и вручает вам судьбу Австрии и Италии…»
«Суворов был необъяснимым чудом»
Итальянский поход 1799 года — вершина карьеры Суворова. Он сразился не с турками, а самой передовой армией того времени — французской.
Его победы обсуждались во всех европейских столицах, он превратился в суперзвезду, о которой Байрон писал: «Молясь, остря, весь преданный причудам, то ловкий шут, то демон, то герой — Суворов был необъяснимым чудом».
Фотографии не существовало, и потому европейцы фантазировали на тему внешности Суворова на все лады. Им рисовался суровый седой богатырь с окладистой бородой, одним своим видом наводящий страх на агрессора.
Кто кого — Суворов или Наполеон? Представляется, что европейцы хорошо знали, чем закончится эта встреча. Иначе с какой радости господа австрийцы вдруг так убоялись русского усиления в Европе, что свернули напрашивающееся наступление на Францию? Вместо этого русская армия была принуждена прорываться через Альпы, казалось, навстречу неминуемой гибели.
Потерять четверть армии — это совсем не по-суворовски. Но правда в том, что там на перевалах, к вящей радости австрийцев и французов, должны были остаться все русские воины. Но Суворов опять сделал невозможное, причем потери противника оказались в четыре раза больше его собственных. Все тяготы и лишения этого похода он делил со своими солдатами. И это на 70-м году жизни! Как бы Суворов ни укреплял здоровье, оно было расшатано походами, ранениями, постоянными нагрузками.
В Петербург он вернулся тяжело больным и не получил той торжественной встречи, которую заслуживал. Что и кто опять нашептал Павлу I, неизвестно, но заговорщики, которые придут к императору с табакеркой и шарфами, припомнят ему и неуважение к национальному герою.
Царь прислал в дом Суворова своего фаворита Ивана Кутайсова, через которого потребовал прибыть к нему с отчетом. «Я готовлюсь отдать отчёт Богу, а о государе я теперь и думать не хочу», — отрезал полководец. Милости он не просил никогда, угодничать был не приучен и остался в истории вечным немым укором поколениями бездарных «паркетных» карьеристов, строящих жизнь на восхвалении правителя.
Были в нашей стране полководцы, происходившие с самых низов, но народным на века остался именно дворянин Суворов.
Он, словно Емеля с печки, воспарил над предначертанной судьбой, заслужив свое величие умом, честью и доблестью. Сказочный, былинный герой, существовавший наяву.
Свежие комментарии