Автор картины - С.Тутунов "Зима пришла"
Я слышала эту историю от самой Нины много раз. Запомнила её слово в слово. И теперь, когда Нины, моей крёстной матери, уже нет, записала её на память. Нина была младшенькой, тринадцатой по счету. Отец и мать происходили из крепких, казачьих, староверских семей, размётанных по стране революцией, гражданской войной и коллективизацией. Из двенадцати детей, которые родились у матери до неё, в живых осталось семеро. Остальных забрали болезни и голод. Нина родилась летом, в тридцать восьмом и была на двадцать лет младше первого ребенка в семье, брата Ефима. Кирюша, Аня и Стеша были уже большими, а еще две сестрички, Паша и Ганя, немного старше Нины. Она знала, что когда-то войны не было, но не помнила, как жили, когда был мир. Старшего брата она тоже не помнила, он ушел в армию в тридцать девятом и куда-то пропал в самом начале войны. Мать молилась о нем каждое утро и каждый вечер, стоя у икон на коленях. Потом ушел и пропал где-то под Сталинградом отец. Последним ушел брат Кирюша.
Мать работала в совхозе, на свиноферме. Уходила, когда было еще темно. Возвращалась, когда было уже темно. Весной от какой-то болезни одна за другой умерли сестрички, Паша и Ганя. Нина очень хотела помочь им, когда они болели, пожалеть. Взрослые боялись, что и она заболеет, не разрешали. Когда сестричек не стало, мать плакала, а бабушка ее утешала: «Бог дал деток, Бог и взял. Отмучились ангелочки». Нина тоже плакала.
С раннего утра до позднего вечера никого из старших дома не было. Нина оставалась с бабушкой Катериной. Бабушка была старая, сгорбленная, с темным лицом, покрытым следами оспы, но строгая. Нина ходила с ней за водой к колодцу, который назывался «журавлем», сажала и полола огород, помогала собирать урожай овощей. Бегала в Барский сад за яблоками, упавшими с деревьев в траву.
Однажды, когда набирали воду, Нина не удержала полное ведро, упала. По правой руке, ниже плеча, ее сильно ударил камень, привязанный к «журавлю». Очнулась она вечером. Бабушка шептала молитвы у темных икон. Боль была невыносимая. Нина закричала, заплакала. Пришла мать. Взяла ее ладошки, гладила, целовала. Сказала, что в совхозе фельдшера нет, а в район везти не на чем и некому, коней тоже забрали на войну, что надо потерпеть, и все пройдет.
Потом каждую ночь мать сидела у дочкиной постели, гладила шершавыми в мозолях руками и рассказывала своим тихим голосом, как хорошо малым безгрешным деткам в раю, как их любит Господь, какие красивые яблочки собирают они в райском саду, как много ангелочков, братьев и сестер, встретят ее там, где никогда и никому не бывает больно. К ране, которая горела, ломила и дергала, прикладывали какие-то мази, листочки и тряпочки. Было очень больно, но Нина не хотела в рай. Хотелось встать и пойти на улицу, побежать по тропинке в Барский сад, собирать там красные яблоки в траве, слушать веселых земных птичек, смотреть, как падают на землю желтые листья. Она еще совсем не нажилась, не набегалась, не наплавалась в светлой воде Белых Прудов, не накаталась на ледянках с высоких гор. Ей только пять лет, сколько пальчиков на одной руке.
Скоро за окном закружились снежинки. Отец в ноябре прислал с войны единственное письмо, которое сестры читали матери вслух. Его так часто перечитывали, что Нина выучила слова наизусть. Он писал, что часть стоит на реке Волге, место называется Луговая Пролейка, что скоро бой, и что сердце его о чем-то вещует. В конце письма отец просил кланяться деткам: Ефиму, когда будет возможность, Кирюше, Ане, Стеше и Нине, маленькой папиной птичке-синичке.
Нина как будто постепенно смирялась с болью. Исхудавшая, бледная до прозрачности, вставала и понемногу ходила по комнате, аккуратно придерживая больную руку. Сидела у окошка, глядя на улицу. Однажды денек был ясный, солнечный. За окном сияли высокие горы снега. На дереве сидели синички. Они были такие нарядные, со своими желтыми грудками и живыми добрыми глазками. Свою веселую песню синички пели так звонко, что Нине было слышно через стекло. Одна из них подлетела совсем близко к окошку, села на веточку вишни и внимательно посмотрела на нее. То ли позвала поиграть, то ли пожалела. Нина улыбнулась птичке и подумала об отце.
Вечером забежала соседка, сказала, что в медпункт прислали двух молоденьких Сталинградских медичек. По лицу матери Нина не поняла, рада она или нет этому известию, а Нина очень обрадовалась и приняла решение. Утром все, как всегда рано, ушли на работу. Нина с трудом собралась, засунула левую руку в рукав пальтишка, набросила на голову шаль, надела валенки. Потихоньку вышла на улицу. Задохнувшись от свежего морозного воздуха, пошла по тропинке между высокими сугробами, гораздо выше, чем она. Закружилась голова. Чтобы не упасть, Нина присела на снег. Потом долго шла по безлюдной улице, замирая от страха. Она и не думала, что до медпункта было так далеко. Летом она так быстро пробегала мимо него по дороге на пруды и в Барский сад. Нина несколько раз присаживалась на снег отдохнуть. С трудом поднявшись на крылечко медпункта, замерла, не решаясь постучать. Стоять было холодно, и Нина постучала.
Дверь открыла кареглазая девушка в белом чепчике и халате. Увидев испуганную девчушку, улыбнулась: «Заходи, заходи поскорей, выстудишь все наше тепло». В теплой комнате их встретила еще одна девушка, в халате и чепчике, с длинной светлой косой. Девушки захлопотали над Нининой рукой, приговаривая, какая красивая и смелая девочка пришла к ним лечиться. Наложили повязку с какой-то мазью, дали таблетки, сделали укол. Нине было очень больно, но она терпела, не плакала. Больше посетителей не было. Девушки аккуратно вымыли ей спутавшиеся волосы. Мыло пахло земляникой, теплым летом. Заплели красивую косичку, закрепив ее бинтом. Когда волосы совсем высохли, одна из девушек проводила Нину домой. Прощаясь, велела приходить в медпункт каждый день. С тех пор Нина шла к своим спасительницам в любую погоду, до самой весны. Рана постепенно сдалась, стала затягиваться.
Прошла зима. На месте раны осталась глубокая круглая ямка, затянутая тонкой розовой кожей. Весной девушки, ставшие Нине родными, тоже ушли на войну. Нина решила, что, когда вырастет, обязательно станет медицинской сестричкой, научится лечить людей. И больших, и маленьких.
Время шло, и война шла, забирая любимых людей. В марте 1945 года почтальонка принесла похоронку на брата Кирюшу. В похоронке написали, что брат погиб в бою за социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, 2 февраля 1945 года. Похоронили его в Восточной Пруссии, под Кёнигсбергом. Об отце и старшем брате не было никаких известий.
Наконец, в мае, когда цвели и благоухали яблони в Барском саду, пришла желанная, долгожданная Победа. Стали возвращаться мужчины. К ним в дом никто не вернулся. Сестры уехали в город, к тете Лизе, сестре отца. Устроились там работать. Осенью, когда мать уже смирилась с судьбой, пришло письмо из Германии, из города Дрездена, от Ефима. Он писал, что жив, что попал в плен под Минском, после контузии, в самом начале войны. Пережил тяжкий труд в фашистской неволе, голод, холод, болезни и выжил. Мать отмолила, спасла его одного из всех, кого взяла у нее война. Ефим служил в Германии еще год после Победы. А они ждали.
Осенью сорок шестого года Нина бежала в школу. Навстречу ей шел молодой мужчина, явно нездешний, в добротном костюме, с чемоданом. Поравнявшись с Ниной, он остановился и спросил: «Девочка, ты чья?». - «Коновалова Нина». Мужчина уронил чемодан, схватил ее в охапку, целовал и плакал. Она его совсем не помнила, но поняла: Ефим вернулся.
Нина выросла и стала медицинской сестрой. Очень хорошей медицинской сестрой. И все барьеры в своей жизни всегда брала сама.
Свежие комментарии