Красноярск, Дудинская, 13. По этому адресу Виктор Михайлович Бельский приехал из своего северного поселка по направлению на первичное протезирование. До этого он почти год сиднем просидел дома, дожидаясь, пока заживет ампутационная рана на левой ноге, оттяпанной выше колена после долгой мучительной болезни с царапающим слух названием «эндартериит». И весь этот год он разрабатывал свою культю специальными упражнениями, рекомендованными ему в больнице после операции.
- Она у вас должна быть подвижной, - учил Виктора тот самый хирург, который и отрезал ему ногу. Это
был совсем еще молодой парень, но со взглядом умудренного, много пожившего и повидавшего человека. Вот таким, отстраненным и сосредоточенным взглядом он смотрел на Бельского поверх закрывающей его сухое лицо повязки, когда Бельского укладывали на операционный стол, пристегивали его ноги-руки ремнями, закрепляли больную ногу холоднущими металлическими скобами (наверное, чтобы не елозила, когда будут пилить кость). Этот сосредоточенный взгляд и унес с собой в темный провал Бельский, почти стремительно заснувший после наркотической инъекции, а проснувшийся в своей палате уже безногим.
– Иначе вас не возьмут на протезирование. Вы просто не сможете ходить на нем, - наставлял его хирург. Бельский вроде должен был бы испытывать к нему неприязнь – ведь обещал, гад, отнять ногу ниже колена, а вот взял и отчекрыжил чуть ли не по самое «не могу». Но неприязни не было, а только боязливое уважение.
«Иначе нельзя было, - пояснял потом хирург, - у вас глубоко и высоко были поражены сосуды. И обязательно перестаньте курить. Иначе расстанетесь и со второй ногой». Бельский перепугался, и хоть и с чудовищными муками, но сумел бросить курить.
Бельский уже знал, что протез ему должны поставить пока учебный, утяжеленный деревянным культеприемником, на котором надо будет прошкандыбать с годик-другой, приучая свой разбалансированный из-за потери конечности организм к относительно свободному передвижению пока хотя бы по ровному полу. А там должны будут поставить уже долговременный протез. Тот будет полегче
и на нем хоть куда, и который, впрочем, по закону снова можно будет поменять через два года. Ну там, в случае его поломки или износа. А что, вдруг Виктору да удастся настолько освоить искусственную ногу, что он будет не ходить – летать? Тогда она, конечно, долго не выдержит.
Так размышлял Виктор, осторожно, опираясь на костыли и со ступеньки на ступеньку перенося свою целую ногу и постепенно поднимаясь на второй этаж «протезки».
Именно так именовали краевое протезно-ортопедическое предприятие те некомплектные бедолаги, для которых и собирались здесь искусственные руки-ноги, так его называли между собой и сами работники этого скорбного предприятия. Хотя почему скорбного? Разве не вторую жизнь обретали здесь те, кто выходил из его дверей с новенькими конечностями взамен утраченных? Если все будет нормально, то
и сам Бельский через две-три недели покинет «протезку» на своих двоих!
Ага, вот и пятая палата, куда ему надо. Виктор остановился, чтобы отдышаться, поправил сползающий с плеча рюкзак, потом толкнул дверь и остолбенел. В палате было три кровати, одна ближе к двери и еще две у окна, напротив друг дружки. На кровати слева сидел худощавый немолодой мужик в трусах и майке и лениво болтал голыми ногами, на которых не было обеих ступней. А по бокам мужика сидели, согнув, как и полагается при сидении, ноги в коленях, еще два жутких субъекта. Один в синих спортивных штанах с парой белых продольных полос и в стоптанных кроссовках, а второй в более или
менее приличных брюках и начищенных до блеска туфлях. А жутких потому, что у этих смирно сидевших субъектов туловищ не было. Вообще. Только ноги в штанах.
- А, новенький! Ну, проходи, проходи, вот эта кровать свободна! – приветливо сказал сиплым голосом тот, что возвышался посредине это странной компании, указывая на кровать у двери.
Те, по краям, естественно, помолкивали.
– А я вот, понимаешь, новые ноги получил…
Мужик ласково погладил безтуловищного субъекта в спортивных штанах.
- Обкатываю их. Вот сел передохнуть. А старые восемь лет таскал, износил в клочья, можно сказать!
Вот отдохну, отнесу их ребятам в мастерскую. Пусть разбирают, может на что и сгодятся.
В подтверждение своих слов он задрал брючины другому субъекту, и Бельский увидел, что - точно, ноги у того сплошь покрыты остатками некогда телесного цвета колгот, из дыр которых свисали клочья грязного поролона и тускло светились металлические штанги. Ага, вот они какие, протезы!
Николай Иванович Зимогоров – так назвался счастливый владелец трех пар, с учетом собственных культей, ног, - оказался человеком общительным и развеселым, компанейским. Пока Бельский устраивался на своем койко-месте и выкладывал из рюкзака в прикроватную тумбочку нехитрое имущество: бритвенные принадлежности, кружку с маленьким кипятильником, пакетики с чаем, с сахаром, печеньем, пару дешевых детективов и кучку смявшихся сборников с кроссвордами-сканвордами, в палату запросто входили на костылях или въезжали на инвалидных колясках поболтать с Николаем Ивановичем или просто поздороваться с ним иногородние обитатели «протезки», живущие здесь неделями в ожидании изготовления для них новых рук, ног.
Зимогоров всех их знал, как и они его.
Уже через полчаса Бельский имел почти полное представление о том, с кем ему придется соседствовать эти дни, пока он получит и освоит первый в своей жизни протез. Были здесь и совсем пожилые люди, и несколько детей, мужчины, и женщины. У кого-то не было ноги, у кого – руки, у кого-то не хватало только пальцев на ногах. А был совсем еще безрукий и безногий мужичонка лет тридцати пяти, ну то есть у него напрочь отсутствовали кисти рук и стопы. Таких несчастных Бельский видел еще в хирургическом отделении больницы, их называли «самоварами». Как правило, они обмораживались по пьяни: шатались у себя в где-нибудь Нижних Пиндюках, чтобы «добавить», падали в сугроб, засыпали. И если их вовремя не обнаруживали, то все – утром односельчане находили или замороженную до каменного состояния тушу, или стужа успевала прихватить им лишь конечности. Дальше – больница, операция, и от человека остается туловище с укороченными конечностями, отдаленно действительно напоминающее самовар. И еще неизвестно кому больше повезло: тому ли, кто навсегда забылся в счастливом пьяном сне в сугробе, или оставшемуся в живых «самовару», которому только сейчас по-настоящему предстояло познать, что такое жизнь.
(продолжение следует)
Свежие комментарии